Заглянем в лоцию: «... с юга на север около 115 миль, ширина 75 миль. Общая протяженность береговой черты около 620 миль. Площадь озера равна 18 400 квадратных километров.
Глубина в средней части озера 60—75 метров. В северной части озера преобладают глубины более ста метров... Среднее число дней со штормами в открытой части озера достигает 3—8 в месяц, а высота волн 4—6 метров. Максимальная скорость ветра достигает 34 метра в секунду...»
Вот так: озеро — морю под стать. Вот почему на берегах и островах Ладоги маяки стали верными друзьями капитанов. В середине прошлого века их было всего пять: один кирпичный и четыре деревянных, светивших постоянным белым огнем.
В 1873 году на искусственном острове, образованном ряжами с камнем, возводится деревянный башенного типа маяк Торпаков с высотой огня восемь метров. На острове Сухо в 1891 году строится кирпичный маяк с высотой огня 27 метров, существующий до сих пор. Уже в начале нашего века по проекту инженера С. Г. Врублевского возводится еще 5 кирпичных маяков: Бугровский (1906 г.), Осиновецкий (1911 г.), Табановасский (1912 г.), Свирский и Стороженский (1914 г.). Они не уступали лучшим маякам Западной Европы. Осиновецкий и Стороженский имели высоту 70 и 71 метр. Маяки оборудовались керосино-калильными лампами и самой совершенной светосигнальной аппаратурой.
Давно родилось у меня желание отправиться в плавание по ладожским маякам. И вот оно осуществилось: на теплоход «Норильск» Невско-Ладожского технического участка Волго-Балтийского водного пути имени В. И. Ленина меня пригласил опытнейший ладожский капитан Николай Александрович Табунов, более тридцати лет отдавший службе на озере.
Рассказ об этом путешествии, надеюсь, будет полезен судоводителям-любителям бассейна Ладоги.
Светил ли орешек?
Он здесь был просто необходим — на этом островке, четыре тысячи лет назад застрявшем в горле Невы. Когда-то здесь выросла крепость. Ее история поучительна, во многом загадочна, богата и занимательна настолько, что впору обратиться к ней серьезным романистам-историкам. Так подумалось мне, когда «Норильск», миновав израненные временем и войнами стены цитадели, вышел на Кошкинский фарватер и устремился в озеро.
— Конечно, маяк на этом острове должен был быть, — сказал капитан. — Плавали по озеру издревле, а когда из него нашелся выход в другое море, открылся и новый водный путь. Остров, само собой, тоже указатель, но отойти от него чуть на восток — он скроется из виду. Должна же быть на нем вешка для приметности!
Собираясь в путешествие, всегда хлопочешь не только об экипировке, картах, лоциях, но и о любой информации. Я тоже обзавелся ею. И знал о том, что еще в XV веке укрепившийся на Ореховом острове русский город был весьма оживленным портом. Еще в 1426 году должностные лица Дерпта спали сообщения новогородским портовым властям в Орешек о безопасности плавания. А какой же порт без маяка?! Мысль о том, что его могло не быть, не давала покоя. И подтверждение сыскалось.
Известно, что первый в России маяк построен в 1702 году в устье Дона для обеспечения безопасности следования русского флота к Азову. Это была башня, на вершине которой разжигали костер.
Старейший на Балтике Толбухин маяк был сооружен по указанию Петра I: «Сделать холм (маяк) каменный с фонарем на косе Котлинской». Правда, ввиду срочности построили сначала деревянную башню; 19 августа 1719 года и считается основанием маяка. Назван он в честь полковника Ф. С. Толбухина, командовавшего отрядом, который в 1705 году разбил шведский десант, высадившийся на остров Котлин. На башне установили фонарное сооружение, в котором зажигались восковые свечи, а с 1923 года — масляные лампады.
Деревянная башня просуществовала чуть менее века. В 1810 году по проекту знаменитого архитектора А. Д. Захарова (создателя здания Адмиралтейства) вместо нее воздвигли круглую каменную. Установили аппарат, который давал цветопеременный свет и увеличивал дальность его действия. Кстати, в установке аппарата принимал участие Н. А. Бестужев, исполнявший тогда должность помощника директора балтийских маяков. Известно также, что после восстания 14 декабря 1825 года Бестужев бежал на Толбухин маяк, откуда пытался скрыться в Швецию, но был схвачен.
Не подумайте только, что сказанное не имеет отношения к делу. На Балтику Петр Великий шел через Шлиссельбург, воевал эту крепость, пекся о ее возрождении, хлопотал, к слову сказать, и о возведении башни-маяка. Историки и археологи, которые проводили исследования и раскопки в крепости Орешек, на одном из углов цитадели обнаружили фундамент Часовой башни — самой высокой на острове. Она, несомненно, и была одним из маяков Ладоги.
В архивных материалах времен Петра I читаем: «...велено архитектору Ивану Устиновичу быть в Шлютербурхе у дела каменных казарм». Писано это в 1719 году, когда московский зодчий Иван Григорьевич Устинов прибыл на Ореховый остров и весьма основательно тут потрудился. Уже в 1720 году ему было предписано: «...денежный двор доделать, кругом всей крепости воп-ганг (обход стен) покрывать, канал пропустить сквозь замок, колокольню (Часовую башню) подкрепить, стены кругом изнутри и снаружи починить».
Итак, Часовая башня была!
Несколькими годами позже Устинова на остров прибыл «полковник от фортификации и архитект Доменико Трезини». Дел у него тут было много. В своем дневнике в 1725 году камер-юнкер Берхгольц, осмотревший Часовую башню, писал: «... император нарочно для того и построил ее, чтобы иметь возможность обозревать крепость и окружающие ее места».
Знать, высока была башня. С озера видна издалече. Как уверяют современники «полковника от фортификации», Часовая башня в Шлиссельбурге напоминала Богоявленскую церковь в Кронштадте, а также Петропавловский собор. Был на ней установлен и двадцатиметровый шпиль, установкой которого руководил «шпичного и столярного дела мастер Бергман фон Балес». А помогали ему русские умельцы. И помогали, видно, неплохо: «... Ивану Федорову с товарищи, которые обратились в Шлютельбургской фортификации у подымания и постановления на каменную башню деревянной колокольни... за их смелую и верхнюю работу сверх окладу за работу денег».
...Да, маяк на Орешке был. И будем надеяться, когда восстановят крепость, снова над нею вырастет путеводный шпиц...
Стоял столб до небес
Остался за кормой Кошкинский фарватер. И теперь курс «Норильска» на остров Кареджи.
Но что это! ... До неба взметнулся там огненный столб. До низкого черного ночного неба. Со стороны Ладоги, с берега, с улиц и переулков Петрокрепости, из-за стен Орешка казалось, что жаркий столб родила сама холодная глубина Ладоги. На нашем теплоходе бывалые речные люди заявили определенно: горит Кареджский маяк. Пожар привел людей в отчаянье: не успеть и вертолетам на тушение. Злость брела еще и потому, что не успеть уже и изловить того, кто породил пламя, дал ему волю. Всем было понятно: сгорит старинный деревянный маяк, который щадили годы и грозы. Даже грозы Великой Отечественной. Кареджский маяк был одним из ориентиров на Дороге жизни.
Не могли уберечь? Обязаны были! Как? Если говорить языком инвентарных описей, то так: «маяк Кареджи находится на балансе Невско-Ладожского технического участка Волго-Балтийского водного пути имени В. И. Ленина». Вот с кого спрашивать за эту утрату!
Петрокрепостные водные путейцы знали цену народному добру, как и все рачительные люди. На маяке состоял на службе смотритель. Простой казалась с виду его служба. Казалось бы, следи за огнем, стереги имущество, да в редких случаях, в туман беспросветный, бей в сигнальный колокол.
Как бы не так. Кареджское «местечко» облюбовали для своих промыслов вольные рыбачки. Подходили они к песчаному островку, забрасывали снасти, из прибитого волной к берегу плавника разводили костерки. Пытался маячник шугать их с острова: а ну, как займется! Но его никто в грош не ставил. Что он один против оравы. Гоняли рыбачки по острову служивого бедолагу и опостылела ему такая жизнь: защиты не у кого искать, приструнить озорников некому... Подал в отставку, съехал на материк.
В инвентарной описи остался маяк. Без надзора! И уже в непогодь подгулявшие люди шли прятаться туда, по бревнышку раскатывали его на костры. Не щадили реликвию русского флота.
Нынче на острове новый маяк. Называется он так же — «Кареджи». Нов, да не таков. Железная ферма с огнем на макушке. Она навевает горькие раздумья...
На острове нормальная погода
На самой подробной карте Ладожского озера не сразу найдешь микроскопическую надпись — «о. Сухо».
Старинные лоцманские наставления повествуют, что Петр I, исследуя Ладогу, потерпел кораблекрушение на подводных камнях примерно в тридцати верстах от города Новая Ладога. И сказал во гневе своим спутникам: «Пусть тут будет сухо!»
Каждое проходившее в этом месте военное или купеческое судно сбрасывало в воды Ладоги по гранитному камню. Их возили сюда и зимой, опускали в полыньи. Образовался остров-атолл площадью в две баскетбольные площадки. Эта искусственная «часть суши» имеет небольшую потаенную бухточку, укрытую от волн и ветра двумя клещеобразными молами.
Еще при Петре на острове Сухо был установлен знак, предупреждающий капитанов об опасности. Сейчас здесь стоит тридцатиметровая красно-белая колонна-маяк, построенная я 1891. На вершине сначала горел газовый фонарь, потом его сменил электрический, в наши дни появилась световая установка с радиоизотопным источником питания. «Атомный» — так называют маяк на Сухо. Таких «атомных» маяков на Ладоге три.
Мы шли на Сухо, чтобы почтить память советских воинов, которые защищали от фашистов эту пядь русской земли. В хронике войны об этой операции рассказано так: «Остров закрывал доступ к коммуникации, по которой шло снабжение Ленинграда. В навигацию 1942 года до 30 кораблей противника под прикрытием авиации пытались высадить десант на остров. Фашистам удалось захватить участок побережья. Они атаковали установленную на Сухо батарею. На помощь гарнизону острова вылетели советские самолеты, и после двухчасового боя враг был выбит с острова. В результате боя было уничтожено 16 фашистских кораблей и один захвачен».
Вот она — легендарная земля. А точнее — рваные глыбы гранита. Десятками шагов можно измерить этот плацдарм. Как же тут шел бой?! Вот уж действительно встретились с врагом лицом к лицу.
На стене одинокого дома, где жил в прежние времена маячник, а в годы войны квартировал гарнизон, различимы нанесенные масляной краской строки: «... 4-й час сильный рукопашный бой. Батарею бомбят самолеты. У нас из 70 осталось 13, раненых 32, остальные пали. Пушек 3, сделали по 120 выстрелов. Из 30 вымпелов потопили 16 барж, 1 взяли в плен. Погибли много фашистов... Командир обороны Гусев И. К. 1942 год».
Мой давний знакомый Леонид Александрович Иванов, председатель Совета ветеранов-речников Дороги жизни, рассказывал:
— На второй день после начала войны, на судне, где был капитаном, я подошел к острову Сухо. В мегафон прокричал: «Вчера началась война, погасите огни...»
Остров война не обошла. Время, конечно, сглаживает ее следы, но о героях Сухо повествуют и слова на скромной мраморной доске, и экспонаты музея в Новоладожском ПТУ, и мемориал на берегу Волхова в Новой Ладоге...
— Когда фашисты напали на Сухо, — вспоминает бывший командир артиллерийской части канонерской лодки «Бурея» Евгений Борисович Сильнов, — наш экипаж у причала Новой Ладоги проводил ремонт корабля, котлы были потушены. Получив сигнал, сыграли тревогу, кан-лодку взял буксир и повел ее к месту боя. На ходу мы получили топливо, «раскочегарили» машину и, оставив буксир, полным ходом двинулись к Сухо.
Мы поднялись по ста двадцати пяти ступеням узкой винтовой лестницы на смотровую площадку маяка. Отсюда острова, в сущности, не видно. Даже тень кирпичного перпендикуляра, не умещаясь на суше, простирается по воде. Бывший штурман канонерской лодки «Шексна» А. Н. Суханов указал на эту тень:
— Примерно там, где она кончается, и стоял тральщик, отгоняя огнем немецкую десантную флотилию...
Алексей Николаевич связал всю свою жизнь после войны с рыбколхозом имени М. И. Калинина, на верфях которого был восстановлен тральщик «ТЩ-100», ставший по инициативе Суханова памятником. Вообще этот человек много сделал для Новой Ладоги и Приладожья. Кстати, им в Новой Ладоге создан и яхт-клуб. Узнав об экспедиции на Сухо, местные яхтсмены-школьники присоединились к ней на яхте «Селигер».
На Сухо сегодня живут сотрудники Северо-Западного территориального управления по гидрометеорологии и контролю природной среды. Несут они на острове круглосуточную и круглогодичную вахту погоды. Через каждые три часа выходят в эфир: «Я — маяк Сухо, я — маяк Сухо... Передаю сводку погоды...»
Самый высокий
Стороженский маяк чуть ли не самый высокий в Европе: семьдесят один метр от подножья, на метр выше Осиновецкого. Подойдя к этому величественному сооружению и подняв голову, как бы измеряя его взглядом снизу до верху, я понял, что это такое — «до неба». Вершина маяка в «дружбе» с облаками.
— Четыреста ступенек без одной, — не без гордости объявил смотритель Стороженского Валентин Иванович Антошихин. — Когда поступил сюда на службу и в первый раз поднимался наверх, откровенно скажу, робел, делал несколько остановок. Теперь восхожу по два-три раза в день. И засекал по часам: всего двенадцать минут требуется.
Молодые матросы с «Норильска», присутствовавшие при этой беседе, тут же намотали эту информацию на несуществующие усы. А потом устремились по внутренней ступенчатой спирали. Но меньше двенадцати минут ни у кого не вышло.
У меня, разумеется, и в мыслях не было состязаться в скорости подъема, одолел я все триста девяносто девять ступенек не с одним «перекуром». Сколько же труда и уменья надо было людям, чтобы выложить по кирпичику этакую махину на пустынном берегу. Но те, кто задумал и сотворил ее, хорошо понимали, как необходима она.
Кстати, почти все Ладожские маяки были сложены из красного кирпича, а снаружи раскрашены широкими сигнальными полосами. Потом кому-то вдруг взбрело в голову оштукатурить маяки и изнутри, и снаружи. Мол, «покрасивше» будет. Средств ухлопали солидно, но вскоре пришлось штукатурку отбивать, так как маяки стали разрушаться. Кирпич, видно, не «дышал» и крошился. Да и сама штукатурка от перепадов температур и раскачиваний маяков отслаивалась. А как они могут раскачиваться я хорошо почувствовал, когда оказался на смотровой площадке.
Вдали от берега двигались суда, кажущиеся щепочками. Там проходила трасса флота. Разумеется, ни у одного из капитанов не могло даже родиться и мысли сойти с проторенного курса, срезать путь, приблизившись к берегу. Каждый знал, сколь это опасно. Впрочем, обо всех опасностях сказано в навигационных наставлениях. Сказано в них и о тех, кто налетал тут на камни и шлифовал днище о песок. Такой ценой они расплачивались за пренебрежение к документам. Знать, Стороженский тут — к месту. Как и Свирский, до которого, если смотреть от фонаря нашего самого высокого маяка, рукой подать.
...Дцать лет спустя
Маяк то гас, как гаснет желание, то вспыхивал, как вспыхивает боль. В сумраке недолгой летней ночи Свирский маяк подавал сигнал всем, кто устремлялся к устью Свири.
Еще метров за сто от берега я перелез с мотобота на шаткие и ветхие от времени дощатые мостки. Их соорудили лет пятнадцать назад, когда «Норильск» доставил сюда изотопный генератор. Его тащили по этим мостикам, а потом монтировали в «утробе» массивной кирпичной колонны. Свирский стал первым «атомным» маяком Ладожского озера. Позже такие же изотопные установки появились на маяках островов Сухо и Малый.
Смотритель Юрий Петрович Бордовский неожиданно предложил:
— Хочешь поглядеть его в работе?
— Ночью видел, — сказал я.
— То ночью, — улыбнулся маячник и повлек меня по крутым ступеням. Поднявшись, снял с головы кепку и накрыл ею какое-то устройство. Фонарь маяка стал мигать. — Это я ему ночь сделал, — улыбнулся Юрий Петрович. — Работает как часы, а может, и точнее... Иначе, сам понимаешь, нельзя: маяк.
Возможно, на Ладоге появится и еще одна новинка. Сведующие люди поведали о том, что есть в природе и более «дальнобойные» маяки. Исследования, проведенные в институте оптики атмосферы Сибирского отделения АН СССР под руководством академика В. Е. Зуева, показали, что относительная яркость лазерного луча (контраст между полезным сигналом и неизбежным рассеиванием в атмосфере) существенно выше, чем у электрических ламп накаливания. Лазерный источник виден более четко и значительно дальше обычных. Сотрудники института вместе со специалистами СКБ «Оптика» разработали также устройства, предназначенные не только для проводки судов, но и для посадки самолетов.
Первые лазерные маяки работают в портах Северного морского пути, в Игарке, в Дудинке, на Диксоне. На Балтике, в Вентспилсском порту, испытывается двухцветный маяк на базе лазера на парах металлов. Новые навигационные приборы защищены более чем тремя десятками авторских свидетельств.
На необитаемом острове
Грустить, пожалуй, можно только о прошлом... Капитан «Норильска», идущего сейчас на север Ладожского озера, протянул бинокль:
— Слева по курсу — остров Малый. Там маяк, третий на озере с атомным генератором тока.
Скользнув окулярами по горизонту, заметил я чуть взгорбленный над водой кусочек суши, на краешке которой примостился краснобелый столбик.
— Маяк да чайки, — сказал капитан, — необитаемый остров. Разве только мы туда кое-когда наведываемся...
Как можно упустить такую возможность — побывать на необитаемом острове! Спустились в шлюпку и вскоре ступили на теплый от солнца гранит Малого. Слышали бы, какой хай подняли чайки, увидев на острове человека. Множество птиц поднялось в воздух, частой мелькающей сетью прикрыв высокое полуденное небо. Птицы Даже пикировали на нас.
Шел я по необитаемому острову, огибая редкие лужайки с диковинным мхом и кустиками необычайно красивых цветов. Рассадив их здесь, природа, видно, специально позаботилась, чтобы хоть чем-то скрасить гладь древнего камня, через который в нередкие на Ладоге штормы перелетают шалые волны.
Обнаружились на островке и три добротных фундамента. Значит, стоял тут дом, кто-то жил здесь, где не наберется и пригоршни земли. Никто сегодня ничего об этом толком рассказать не может.
У меня возникло даже предположение, что на острове Малый находился монашеский скит. Остров Валаам с его знаменитым монастырем — рядом, а сколько скитов было прежде раскидано по мелким островкам, рассыпанным вокруг главного. Жил тут, возможно, монах или послушник, молился Богу, а заодно следил и за маяком. В здешнем монастыре вообще праздно не жили, каждый был занят каким-то делом. На Валааме, лежащем в пресном озере, пробиты десятки колодцев: это в многометровой-то гранитной толще! В граните же проложена удобная дорога, в скалах был сделан специальный канал, по которому из Ладоги во внутренние озера заходила на нерест рыба.
Монахи были заинтересованы в местном судоходстве. В Монастырской бухте, например, существовал и существует причал, в бухту из озера проложен фарватер. На Никольском острове, что при входе в бухту, есть свой маячок, а на восточном берегу Никольского, на приметном мысочке, еще и по сию пору сохранилось что-то вроде будки, где в былые времена «несли вахту» монастырские мытники, взимали плату с каждого, кто на судне сунется в бухту.
...Сейчас водная трасса, проходящая мимо острова Малый, стала более оживленной: то и дело снуют суда. На Валаам и обратно. Маяк, указывая безопасный путь, остается в стороне от веселых, вальяжных теплоходов. Необитаемый остров по-прежнему нужен людям.
Грустить о прошлом можно. А что толку! Может, судьба островов необитаемых более счастливая, чем их собратьев, обитаемых чересчур.
Осиновецкий, славный
Этот маяк, что на западном берегу Ладоги, вошел в историю. Он — легенда. Сколько на своем веку послужил людям и в мирное время, и в лихую годину. Немало следов ее и сегодня еще найдешь в Осиновце. Здесь подняты на пьедесталы прославившиеся боевые машины, суда, орудия. Здесь — популярный музей «Дорога жизни». Можно сказать, что и сам маяк — экспонат этого музея.
Во время военных навигаций из Осиновца и в Осиновец по Большой и Малой трассам «Дороги жизни» с грузами, оружием, продовольствием, эвакуированными шли караваны судов Ладожской военной флотилии. Под огнем, под бомбами фашистов...
Ленинград выжил, выстоял благодаря «Дороге жизни», путь по которой указывал Осиновецкий маяк.
У каждого маяка своя история. Она неотделима от истории людей, от истории флота. По сей день ладожские маяки служат людям и флоту верой и правдой.
В. Никифоров, член Союза журналистов СССР.