От переводчика
Сборник детективных новелл «13 тайн» наряду с книгами «13 виновных» и «13 загадок» (см. «КиЯ» №122 за 1986 г.) был написан Жоржем Сименоном в 1931 году специально для журнала «Детектив».
Главным персонажем каждой новеллы является инспектор полиции, выведенный автором под псевдонимом Ж-7. Этот высокий, атлетического сложения, рыжеватый блондин 35 лет, с голубыми глазами и веснушчатым лицом, на первый взгляд — личность абсолютно бесцветная. Все его интересы в жизни сводятся к работе в полиции. Это молчаливый, скупой на размышления вслух и на эмоции человек, но прирожденный психолог, тонкий знаток человеческой натуры во всех ее взлетах и падениях. И не случайно ему Жорж Сименон, в отличие от других персонажей аналогичных сборников — самоуверенного детектива-любителя Жозефа Леборня и следователя прокуратуры Фроже, «сохранил» жизнь. Позднее Инспектор Ж-7 появляется в повестях «Великий Лангустьер», «Семиминутная ночь», «Загадка «Мари Галант», а также в психологическом романе «Доклад инспектора Ж-7». Этот образ был, несомненно, притягателен для Ж. Сименона и писатель даже сомневался кому отдать приоритет — Мегрэ или Ж-7.
В художественном отношении новеллы сборника не равноценны. Чаще всего это любовные или семейные драмы, убийства с целью ограбления. Однако Жорж Сименон, как прекрасный наблюдатель и знаток жизни, и в них умело вскрывает пороки буржуазного мира. Преступления, — убеждают новеллы сборника,— порождение данного общества, в основе многих из них — страсть к наживе. Писатель вводит нас в чудовищно убогий нравственный мир собственника, изображая при этом и печальную участь маленького человека, бессильного в мире денег.
Никогда еще нам с инспектором Ж-7 не приходилось участвовать в столь ужасном деле, которое навсегда осталось для меня душераздирающим кошмаром...
Это случилось напротив Ла-Рошели, в океане, где два больших острова — Рэ и Олерон параллельно вытягиваются вдоль берега, заслоняя величественный рейд, который некогда обладал важным стратегическим значением. В свое время Наполеон, продолжая начатую предшественниками фортификацию этого района, приказал понастроить здесь множество отдельных фортов, и поныне стоящих среди волн.
Наиболее известный и мрачный из них — форт Байяр, по сравнению с которым даже самая страшная тюрьма покажется веселым и уютным местом.
В самом центре рейда, около мили от Байяра, расположен остров д'Экс, на котором проживает сотня жителей, зарабатывающих себе на хлеб рыбной и устричной ловлей. Климат тут жесткий даже в самые теплые времена года, а в ноябре он становится просто зловещими море беспрерывно штормит и жители острова д'Экс неделями остаются без связи с берегом.
Мы высадились на остров в полдень одного туманного дня. В окнах домов горели керосиновые лампы, и создавалось впечатление, что уже спустились сумерки.
Нам сразу же сообщили, что волнение, поднятое этой историей, еще не утихло.
Инспектор попросил показать ему, где живет Жорж — единственный на острове рыбак, владевший небольшой одномачтовой рыбацкой шхуной.
Мы застали его у огня в окружении жены и троих детей. Это был мужчина лет сорока, большого роста, атлетического телосложения, суровый с виду, но со сбивающим с толку спокойствием. Вот этого человека общественное мнение и обвиняло в ужасном преступлении.
Мне показалось, что глаза его жены были потухшими. Даже малыши и те были подавлены атмосферой подозрительности, нависшей над их домом.
Разговор был краток:
— Не могли бы вы доставить нас на форт?
Жорж даже не вздрогнул.
— Сейчас?
— Да, сейчас.
Инспектор предъявил ему свой полицейский жетон. Тот встал, снял с крючка свою штормовку и накинул ее на плечи. Затем, сбросив деревянные башмаки, переобулся в сапоги. На какое-то мгновение его критический взгляд задержался на нашей городской одежде, как бы говоря: «Тем хуже для вас!».
Четверть часа спустя нам пришлось крепко вцепиться в ванты, так как килевая качка не прекращалась. Наши взгляды были прикованы к хмурым стенам форта Байяр, контуры которого едва вырисовывались в тумане.
Сцепив зубы, Жорж, как монолит, крепко стоял за штурвалом, удивляя меня и инспектора необычайным спокойствием своих голубых глаз...
...Восемь дней назад какая-то яхта, плававшая в прибрежной зоне, случайно пришвартовалась к железному трапу, чудом уцелевшему у одной из стен форта Байяр.
Местные рыбаки не любили это крайне опасное место, усеянное острыми скалами, и бывали там только в случаях чрезвычайной необходимости. Стены форта достаточно обветшали. Хотя узкая щель в стене и позволяла проникнуть внутрь руин, но такого желания никогда ни у кого не возникало из боязни, что падающие время от времени камни могут обрушиться на голову.
Хозяева яхты, не ведая этого, высадились на форту и... сделали чудовищное открытие:
— Здесь кто-то живет? Это — женщина!
Нужно видеть это место, чтобы понять, что означают такие слова.
Сотни раз журналы сочувствовали судьбам смотрителей маяков, разбросанных в океанских просторах. Но на маяках по крайней мере можно жить! И вообще — люди там живут! А на форту Байяр ветер дует во все щели, дождь хлещет прямо через крышу, от которой осталось лишь название да несколько балок.
...На женщине не было никакой одежды и первой ее реакцией при виде незнакомцев была попытка к бегству.
Сейчас, когда мы подплывали к месту ее обитания, это существо находилось в Jla-Рошели, в больнице, окруженное целым консилиумом медиков.
Ей было восемнадцать лет. Молодая девушка. Но какая девушка! Она не знала человеческого языка. Она бросала тревожные взгляды затравленного зверька, с жадностью набрасывалась на пищу...
Фотографию девушки помещают все газеты и журналы. И вот тут-то из Амстердама приезжает некий голландец, якобы, опознавший таинственную личность по фотографии. Это Клара ван Гиндерталь.
— Вы не могли бы ухватиться за трап форта?..
Жорж вцепился в штурвал. Мы прибыли на форт, но прибой угрожал разбить наше судно о стены. Наконец, инспектору удалось ухватиться за железную ступеньку трапа и набросить на нее якорную цепь.
Итак, мы начали осмотр форта. Что вам сказать? Тюрьма? Хуже! Четыре обветшалых стены и обрушившиеся камни... Всевозможные водоросли да мусор...
На мгновение я представил себе девушку, свернувшуюся клубочком в одном из углов... Попытался представить себе и того человека, который регулярно привозил ей пищу, и машинально повернулся к Жоржу. Он стоял молча, оставаясь совершенно безучастным ко всему происходящему.
Когда находящиеся на яхте люди обнаружили Клару ван Гиндерталь, у нее оказались запасы провизии приблизительно месячной давности.
Я пристально вглядывался в его черты, задавая себе один и тот же вопрос: «Возможно ли, чтобы этот отец семейства, которого я совсем недавно лицезрел в окружении его собственных детей, приплывал сюда в течение тринадцати лет и из месяца в месяц доставлял девочке продукты, никому ничего при этом не говоря?»
Тринадцать лет! Кларе тогда было пять, столько, сколько сейчас детям Жоржа! Это была ужаснейшая гнусность! Во всем этом общественное мнение и обвиняло Жоржа. Жители острова хорошо знали, что, несмотря на опасности, таившиеся в прибрежных водах, он был единственным рыбаком, кто осмеливался ходить на своей шхуне вокруг форта.
Рыбака уже неоднократно допрашивали и, тем не менее, его ответы так и не пролили света на разгадку дела:
— Я ничего не знаю!.. Я никогда не видел ту, о которой вы говорите!.. Да, я иногда рыбачил в водах около форта, но ноги моей там никогда не было!.. — А закончил он свои показания вопросом, довольно-таки озадачившим следователей:
— Где бы я, по-вашему, мог найти эту девочку?
И действительно: ребенок был выкраден из Парижа, где Жорж никогда не был. Инспектор показал мне пожелтевшую вырезку из старой газеты, в которой сообщалось об этом таинственном похищении;
«Вчера в гостинице на авеню Фридланд произошло таинственное исчезновение ребенка.
В апартаментах этой гостиницы в течение нескольких дней проживал некий голландец — месье Питэр Клаэссэнс. Вместе с ним в номере жила его пятилетняя племянница Клара ван Гиндерталь, опекуном которой он и является, так как ребенок — сирота.
За ребенком ухаживала нянька.
Вчера, когда месье Клаэссэнс отсутствовал, нянька спустилась вниз на кухню, на час оставив ребенка одного в номере. Когда она вернулась, девочка уже бесследно исчезла...
Приметы девочки:
Довольно рослая для своего возраста, худощавая, волосы белокурые, глаза голубые, одета в белое шелковое платье, белые носки и черные лакированные туфельки.
Полиция начала расследование».
Итак, Питэр Клаэссэнс прибыл в Ла-Рошель ровно через три дня после того, как девушка, которую газеты окрестили «неизвестной из форта Байяр», была обнаружена. Питэр Клаэссэнс прочел в газетах сообщение о невероятной находке яхтсменов. Газеты также сообщали, что на запястье левой руки у девушки был обнаружен старый шрам от ожога. Эта примета, в сущности, и помогла бывшему опекуну опознать свою племянницу. Он заявил, что шрам является следствием случайного взрыва спиртовки, когда ребенку было всего лишь четыре года.
На этом дело приостановилось. Но без труда можно представить многочисленные вопросы, возникающие сами по себе:
— Кто похитил Клару ван Гиндерталь тринадцать лет тому назад?
— Почему ее бросили на произвол судьбы на форту Байяр?
— Кто же все-таки регулярно привозил ей пищу?
— Чьи интересы затрагивались в этой душу леденящей драме?
Главное действующее лицо, то есть — сама жертва, вообще не могла ничего сказать. По мнению врачей, потребуется не один год, прежде чем она станет нормальным человеческим существом. Некоторые специалисты даже выразили мнение, что это вообще не произойдет.
Репортеры толпами атаковали злополучный форт. Его фотографии замелькали на страницах прессы. Газетчики, как всегда, дали волю фантазии, излагая самые невероятные гипотезы.
Больше всего людей удивлял тот факт, что Жорж до сих пор преспокойно разгуливает на свободе. Мне было доподлинно известно, что его не арестовали специально по просьбе инспектора Ж-7, который телеграфировал об этом из Парижа в Ла-Рошель, как только узнал о случившемся.
Каково же его мнение? Почему первое, что мы сделали, прибыв на место, заключалось в посещении форта? Мне казалось, что увидеть сначала саму жертву преступления было бы куда логичнее. Тем более, что мы все равно должны были проследовать через Ла-Рошель.
Но этого я так и не узнал... Инспектор внешне вел себя так же спокойно, как и Жорж.
Тут я вдруг заметил, что у этих двух людей есть ярковыраженное сходство. Оба они скупы на слова, у обоих светлые волосы, голубые глаза и атлетическое телосложение. Не было ли их молчание обоюдным вызовом?
Мне стало не по себе. Я неуклюже перемещался по этому жуткому квадрату, обрамленному стенами, ноги то и дело скользили по водорослям, натыкаясь на разбросанные повсюду ржавые консервные банки, выглядевшие просто зловеще!
Хотя еще не было и трех часов, над нами стали сгущаться сумерки. С каждой набегавшей волной наша шхуна все сильнее билась о трап, и мы слышали это.
Инспектор медленно расхаживал взад и вперед с опущенной головой.
— Сколько времени вы уже женаты? — спросил он неожиданно, обращаясь к Жоржу.
Тот вздрогнул, но тут же живо ответил:
— Восемнадцать лет...
— Вы... вы любите свою жену?..
Несколько секунд кадык рыбака судорожно дергался, но он так и не смог ничего выдавить из себя.
— Пошли, — кинул инспектор, решительно направляясь к единственной бреши, через которую мы могли добраться до шхуны. И он подал мне руку.
Уже будучи на шхуне и воспользовавшись тем, что Жорж поднимал парус, инспектор зашептал мне на ухо:
— Дело только начинается!..
Продолжение его речи до меня долетало отрывками, исчезавшими в шуме поднимающейся бури. Мои глаза были прикованы к Жоржу, неподвижно стоящему впереди, широко расставившему напряженные ноги и целиком сосредоточившему внимание на раздувающихся парусах.
— Виновный сам себя выдал, вы понимаете? Прочтите-ка еще раз газетную вырезку с описанием примет девочки и вы сразу все поймете. В тот момент следовало бы дать как можно более полное описание ее внешности, чтобы ее все-таки нашли, не так ли? А здесь пишут об обуви да о носках. И ничего, заметьте, не говорится о шраме на запястье. Тогда этого шрама, попросту говоря, не было! Благодаря этому факту я и узнал всю правду еще до прибытия сюда.
Посудите сами. Питэр Клаэссэнс, у которого не было собственного состояния, являлся одновременно и дядей, и опекуном Клары, унаследовавшей огромное богатство... Естественно, что в случае гибели девочки, наследником являлся бы он...
И все же, он, вероятно, очень боялся ее убийства или по крайней мере того, что его могут в этом обвинить... Я затрудняюсь вам точно сказать... И тогда он решает оставить девочку на форту Байяр, вверив ее в руки провидения... Теоретически она должна была там неминуемо умереть...
А тем временем, естественно, по прошествии установленного срока, он официально завладевает ее наследством, а возвратившись в Голландию, уже больше не вспоминает о ребенке...
Почему же через тринадцать лет он неожиданно почувствовал настоятельную необходимость узнать, что произошло с девочкой, жива ли она или умерла?
Я могу держать пари, что на сцену вдруг совершенно неожиданно выплыло новое наследство, которое, будь Клара жива, могла бы получить только она.
Клаэссэнс подумал, что, в принципе, она могла уцелеть, ведь рядом находился остров и ее могли подобрать какие-то рыбаки... Он возвращается и находит ее на форту Байяр...
Но этого мало. Теперь необходимо найти ее не самолично, а официально, да еще и опознать... Одного сходства по прошествии стольких лет, по мнению юристов, недостаточно... Нужна какая-нибудь отличительная примета... Шрам, например. Остается лишь прижечь девушке запястье...
Клаэссэнс возвращается в Голландию, а в это время его сообщники разыгрывают фарс с яхтой и невероятной находкой. Газеты полны сообщений. Он прибывает в Ла-Рошель, однако подозрительно быстро заводит речь о шраме...
Вот тут-то он и просчитался!
Я повторяю свою мысль: если бы этот шрам в действительности существовал еще во время похищения девочки, то он обязательно был бы отражен в документах как особая примета.
Теперь вы понимаете, что дело только начинается? Ведь Клаэссэнс совершенно спокоен, считает себя вне всяких подозрений, ибо официальное подозрение падает на совершенно другого человека...
— На Жоржа? — спросил я.
Инспектор посмотрел на рыбака и, понизив голос, задумчиво сказал:
— Нет, этот ничего не скажет... Почему?..
Когда-то он нашел ребенка совершенно случайно и сознательно умолчал о своей находке. Мотивы трудно поддаются объяснению... У этих простых людей душа иногда бывает чертовски сложна. Может быть он боялся, что его могут обвинить в краже девочки и никто ему не поверит?.. Он выкормил ребенка, ставшего впоследствии женщиной. Теперь, наконец, вы догадываетесь?..
— О боже! Это чудовищно!..
— Говорят, что Клара, несмотря на всю свою дикость, очень красива... А он приходил сюда каждую неделю, каждый месяц...
Все это время я не сводил с Жоржа глаз. А затем резко повернулся лицом к морю и почувствовал какое-то облегчение, словно вырвался из плена этого душераздирающего кошмара...