Путешествие по реке Мезень на мотолодке «Крым»

О каждым годом все дальше уходят наши маршруты. Неоднократно пройдены Волго-Балт, Северная Двина, Белое море. Наши моторки бороздили воды Вычегды, уходя далеко за Сыктывкар — к Усть-Кулому. Дважды преодолевали Северную и Южную Кельтмы и соединяющий их старый Северо-Екатерининский канал, открывающий выход в Каму и Волгу. В стороне оставались только Мезень и Печора, привлекающие как раз своей недоступностью для спортсмена-водномоторника с ленинградской припиской.

Итак, в этом году выбор пал на Мезень. Сначала долго путешествуем по картам — решаем задачу № 1: как из Вычегды попасть на Мезень, отделенную широким водоразделом? Тут впервые узнаем о существовании поселка Айкино. Выходит, что единственная реальная возможность решить эту задачу — использовать то, что поселок Айкино связан железнодорожной веткой со станцией Кослан, расположенной в 3 км от заманчивой реки Мезень.

План похода проясняется: 2000 км до упомянутого Айкино, затем 600 км по Мезени и выход в горловину Белого моря. В этом плавании, если повезет, впервые пересечем Полярный круг, морем дойдем до Беломорска... Но — Заполярье это уже программа-максимум.

Наша эскадра состоит из двух «Крымов-М». за кормой — испытанные «Вихри» (еще один «Вихрь» и блок цилиндров в запасе). Первое судно ведем по очереди я и Дмитрий Николаев. На втором — капитаном идет Валентин Царьков, штурманом— Николай Головлев. У всех за плечами много тысяч километров. Каждый — специалист на все руки: участие в ДСП приучило делать все самим и все делать быстро!

Стараемся брать с собой только необходимое. Ну зачем, спрашивается, палатка? У нас хорошие тенты, будем спать в лодках. Зачем лишние миски, вилки, гаечные ключи? И тем не менее вес приготовленных с расчетом на программу-максимум вещей и запасов явно переваливает за «красную черту».


От пирса отходим не в 10 утра, как планировалось, и не в 12, как предполагали в худшем случае, а в 18. Однако отойти — это еще не все! Сразу убеждаемся в том, что двигатели не развивают оборотов. Еще и еще раз регулируем карбюраторы, меняем винты — тщетно. Надо скидывать вес! Оставляем дома запасные корпуса редукторов, дейдвуды и еще кое-что. Оставляем, обливаясь слезами: знаем, что это «кое-что» совсем не лишне иметь на борту, отправляясь туда, где нет и не было фирменных магазинов.

Наконец, облегченные лодки пошли. Но как? Где те 37—40 км/ч, которые они показывали на весенних соревнованиях? Идем не быстрее 30! Натужно гудят моторы, борясь с мощным течением Невы. Прошли 3 часа, а мы только у Кировска. Здесь оставили еще кое-что из того, что совсем недавно сочли необходимым: сковородку, кастрюлю и т. д. Однако поскольку эти полумеры не помогли, на большом совете постановили решить проблему одним махом — купить четвертый «Вихрь». Валентин «получил командировку» в Волхов, и еще через три часа за кормой каждого нашего «Крыма» загудели по два мотора. Новый двигатель стараемся не перегружать, но стрелка лага то и дело перелезает за цифру 40.

Теперь все хорошо. Во время стоянки было душновато, а сейчас свежий ветер пробивает брезентовые штормовки, приходится надевать телогрейки.

На очередной ночлег остановились на Онежском канале. Один за другим выпрыгиваем из лодок, разминаемся на каменистой дамбе. Первозданная природа. Озера заросли камышом. Крякают утки, плещется рыба. Стоило одному из нас забросить удочку и вытащить леща — бивак тут же пришел в бурное движение: все остальные взялись за снасти. За четверть часа было поймано 8 лещей не меньше чем по килограмму, но как неожиданно клев начался, так неожиданно и кончился...

С обкатанным мотором временами летим со скоростью выше 50 км/ч. Расход горючего 0,45 л/км.

Начинается полоса дождей. Бывает, что видимость не больше 10 м. Крупные капли, как картечь, бьют по лицу так, что больно глазам. Не помогают ни мотоциклетные шлемы с козырьком, ни отражающий экран, который на ходу приворачиваем к ветровому стеклу. Приходится просто снижать скорость. Под дождем проходят Ковжа, Белое озеро, Шексна. При подходе к Кириллову дождь буквально на пару часов прекратился: не иначе — чтобы мы смогли сфотографировать сказочный Кириллово-Белозерский монастырь.


Ярко-красный диск солнца погружается в воду где-то на другом конце Кубенского озера. Проходим по нему около 15 км и вдруг видим силуэт острова с развалинами церкви на нем. Странно, остров как бы подвешен в воздухе. Чем ближе приближаемся, тем выше вверх поднимаются развалины строений. Наконец. они превращаются в огромные трубы какого-то призрачного парохода. На всякий случай ухожу от парохода влево и тут обнаруживаю, что это все-таки остров. Наглядный пример рефракции!

Вот уже перед нами соединяющий Кубенское озеро с Сухоной шлюз «Знаменитый». Минутное раздумье: очень хочется задержаться в истоке Сухоны. Разлилась она по обширной пойме. Среди водорослей, как змеи, тянутся протоки. Самое что ни на есть место для рыбалки. Однако по плану завтра мы должны быть в Великом Устюге. Сейчас нельзя терять время на отдых. Берут верх педантичность и дисциплина, плохо уживающиеся с интересом к древним городам, примечательным памятникам природы и рыбной ловле.

Сухона встречает ливнем. Откуда только берется столько воды? Под проливным дождем почуем, под дождем утром заправляемся и прощаемся с Тотьмой.

Едва отходим, слышим, как в левом двигателе что-то треснуло, он заглох. Мы с Николаевым делаем вид — ничего особенного! Подгребаем к берегу. Сразу видим, что заклинило редуктор. Без разговоров снимаем нижнюю его часть и обнаруживаем два сломанных зуба. Делать нечего, вал-шестерню надо менять. Много нелестных слов было тут сказано в адрес конструкторов: казалось бы — пустяк, а пришлось разбирать все сверху до низу. Наконец, опять на воде. Заводим, включаем реверс, лодка дергается и... останавливается. Гребем, по теперь уже к другому берегу. Опять ругаем конструкцию. Докопались до неисправности — торсион закручен, как сверло, и не достает до соединительных втулок. Ставим новый.

Вот теперь пошли! Ровная работа моторов располагает к беседе и размышлениям. Разговорились и... принялись хвалить свои «Вихри». Наши «двадцатипятки» к этому времени прошли более 25000 км, однако, если мы с ними иной раз и возились, то лишь для профилактики.

К устью Вычегды мы предполагали прибыть, самое позднее, через неделю после выхода. Отстаем на 5 дней и притом раздаются голоса протеста по поводу «гонки». Объясняю недовольным, что это не гонка — пройти за 12 дней 1600 км! Хотя, честно говоря, па этот раз километры даются «туго». Как можно спокойнее объясняю, что дожди и неполадки — это цветочки, а главные прелести еще впереди.


Несемся по Вычегде. То и дело мелькают едва заметные бревна. В описаниях сказано, что на реке имеется «пронос древесины», но в этом году ее «проносит» необычно много. Толстую осину, находящуюся почти полностью под водой, заметили мы слишком поздно. Резкий поворот, левый мотор с силой откидывается вверх: винт и шпонка на месте, дейдвуд цел, а поддон — раскалывается на множество частей (непонятно, чем они связаны между собой). Все, однако, работает. На малой скорости трогаем вперед. И опять километр за километром остаются за кормой.

Справа и слева проносятся песчаные косы, заросшие ивняком берега. Пойма реки широкая — до 3—4 км, только на краю ее виднеется настоящий лес. Крутые повороты следуют без перерыва один за другим. Как в калейдоскопе, проплывают поселки со странными названиями: Межог, Жешарт, Гам.

За очередным поворотом сюрприз: упираемся в дебаркадер, на котором красуется щит с надписью: «Айкино». Вглядываемся в высокий берег, а по нему ряд за рядом шагают двухэтажные деревянные дома. Где же тут железная дорога? Да вот она: вдоль берега, постепенно поднимаясь вверх, катит игрушечный тепловозик.

Конечно, на станции никого нет. На ночлег устраиваемся в одной из многочисленных проток. Кругом непроходимые заросли. Комары жрут нещадно. Нет никакого сравнения здешнего комара с ленинградским. Наш не столько кусает, сколько надоедает. Здесь наоборот, любое открытое место атакуют сразу сотни жаждущих крови насекомых, которых не смущает ни «Дета», ни диметилфталат. Атакуют, как пикировщики, впиваются, не успев совершить посадку!

Утром находим начальника станции, оказавшегося приветливой женщиной. Препятствий для перевозки лодок во железной дороге — никаких, но платформа будет не раньше, чем через сутки. Есть время заняться техникой. К Айкино мы подошли с печальными, чтобы не сказать трагическими, результатами. Сломаны две передние ручки, разбиты три поддона. Да, выходит еще плохо отработана конструкция даже такого, казалось бы, испытанного мотора, как «Вихрь»! Слабым местом оказался поддон. При наезде на препятствие, а топляков мы имели предостаточно, мотор может свободно откинуться только в прямом положении. Если же в это время он повернут, что естественно при попытке препятствие обойти, то при откидывании ручка поддона ударяется о струбцины: ломается или ручка, или поддон.


С одним мотором управляемся быстро. На место разбитого поддона ставим запасной. Поддон второго мотора скрепляем полосой железа. Ну а третий — доставляет много хлопот. Когда сняли блок цилиндров, поддон развалился ни много ни мало — на десять кусков. Пришлось проявлять изобретательность. Отдельные части поддона скрепили при помощи заклепок и листа алюминия, вырезанного по шаблону и выгнутого но нужному профилю. Получилось не очень-то красиво, но достаточно прочно.

В 18 часов показался знакомый, тепловозик, тянущий для нас пустую платформу. За какой-то час были выполнены все формальности, «Крымы» оказались погруженными на платформу и мы двинулись к станции Микунь, где формируется состав на Кослан. Мы сидим в своих лодках, как обычно, а перед нами расступается тайга, рельсы бегут по узкой просеке, временами пересекая огромные болота, заросшие чахлыми сосенками. Здешние глухие леса состоят в основном из сосен: па глаз их возраст не менее 35—40 лет, а диаметр стволов не более 12—15 см. Вследствие этого древесина этих мест славится особой прочностью и соответственно ценится на мировом рынке.

Через несколько часов и с правой и с левой стороны от путей пошли штабеля заготовленного леса, промелькнуло несколько разъездов, и мы вкатились в поселок городского типа. Платформа остановилась у станционного здания с названием «Кослан» и большим красивым транспарантом: «Добро пожаловать!».

Огромный грузовик-«шаланда» свободно вмещает обе наши лодки и по вконец разбитой дороге медленно, но верно доставляет нас к деревне Разгорд. И вот впереди показывается крутая излучина реки, Неужели это Мезень?


Кое-какие сведения о ней мы почерпнули из самых разных источников еще в Ленинграде. Не даром же мы не один день копались в справочниках и путеводителях. Однако знаем мы не так-то и много. Где здесь перекаты, можно ли их пройти под мотором по малой воде? Интересно, как здесь с бензином?

После ужина долго не спится. Над нами бледно-розовое небо, на песчаном обрыве шумят бесконечные сосны, у самых ног тихо перекатывается долгожданная Мезень, а со стороны деревни до рассвета доносятся смех и песни.

Утром нами интересуются местные жители. «Неужели из самого Ленинграда?» — изумляются они, читая надписи на бортах.

Наконец после двухсуточного перерыва вновь запускаем моторы. Река неширокая, то с одного берега, то е другого к середине ее тянутся отмели. Не искушая судьбу, веду «Крым» точно по створам. На секунду оглядываюсь назад — посмотреть как идет Валентин, и в тот же миг из-под винтов вздымается песок, лодка встает как вкопанная. Выскакиваем за борт, вода едва достигает до щиколотки. Четверть часа уходит на то, чтобы вытащиться на глубину: основное русло оказалось метрах в 10 от нас.

Я становлюсь более осторожным. Следующий поворот проходим легко, не обращая внимания на створы. Изрядно намучившись, вспоминаем, что в верховьях Мезени судоходную обстановку ставят только для весеннего завоза грузов в глубинку. А ведь сейчас как раз межень, и река продолжает мелеть на глазах. Теперь мы усовершенствовали тактику: оставляем в стороне широкие тихие плесы, стараемся идти по тем местам, где самое быстрое течение. На стрежне глубина, вроде, большая, и все равно временами чувствуем, как лодка резко замедляет ход, наткнувшись на очередную мель.

Вечереет. Из воды, как свечки, выпрыгивают хариусы. Нужен ночлег. Хочется выбрать место, где нет комаров и хорошая рыбалка.

Издали на перекате замечаем человека, который то и дело вытаскивает из воды каких-то рыбин. Останавливаемся, пристраиваемся невдалеке все четверо — ни одной поклевки! Наконец, смирив гордыню, подходим знакомиться к удачливому рыбаку. В его моторке с роскошным названием «Фантазия» трепещут довольно приличные хариусы. Он — коми из соседней деревни. Страстный рыбак. Поздно вечером кончил косить — и на реку! Зовут Николаем.

Рядом с местом, где мы вели беседу, приглянулась песчаная коса, длинная, с несколькими мысочками, похожими на пальцы руки. Пристаем на крайний, обдуваемый со всех сторон ветром. Из леса тащим бревна, валежник. Раскладываем хозинвентарь, продукты. Каждый знает свое дело. Весело трещит костер, и вот уже разносится над рекою запах ухи. На столе из старого ящика, застланного самой настоящей скатертью, появляются консервы, хлеб, кружки. Сегодня праздничный ужин в честь гостя — представителя местного населения.

Николай подруливает на «Фантазии» в самое время: ужин готов, в котелке заварен чай, да такой, что в «цивильных» условиях нормальный человек принял бы его за заварку.

Прихлебывая, ведем степенный разговор:

— Почему мелеет Мезень? Вот мы прошли от Разгорда больше 100 км, а она шире не стала.

— Да причина-то ясная. Вырубили лес в верховьях. Все рубят, кого здесь только нет! Сохнут притоки, реку заносит песком. Совсем изменилась река. Раньше как было? С весны до осени стояла высокая вода. А сейчас пешком перейти можно. Да и ямы семужные затягивает...

Постепенно разговор склоняется к семге. Узнаем, как ловилась она прежде (ставили поперек «перетяги» с блеснами), слышим традиционное: «Сейчас не то!» Между прочим Николай упоминает, что здесь неподалеку есть яма, в которой семга живет до самого нереста. Мы начинаем уговаривать его показать яму. И только когда становится совсем поздно, а товарищеский ужин подходит к концу, он соглашается, строжайше предупредив: «Смотрите, чтоб ни динамиту, ни каких других браконьерских штучек!» Мы заверяем, что только посмотрим и, если будет возможность, сделаем подводные фотографии.

День отдыха. Первым делом все собираемся па перекат — за хариусами. Утром каждый готовится к рыбалке по-своему. Я с Головлевым мастерю кораблик. Валентин с Димой налаживают снасть с мушками, подаренную Николаем. Передавая ее, он объяснил: «Мушку непременно надо делать из шерсти оленя, взяв ее обязательно из-под его копыта». Где бы мы не бывали, везде свой секрет изготовления мушек. На Онеге, к примеру, их делают только из шерсти лося, на Пинеге — из петушиных перьев. А на Северной Кельтме хариуса вообще ловят только на червя! Хотя мы и принимали снасть Николая с улыбками, она — самая удачливая. Головлев долго мучается с корабликом, цепляя слепней. Наконец и у него — добыча!

Я иду в лес посмотреть, как он выглядит в этих местах. По небольшим холмам раскинулся сосновый бор-беломшанник. Лес настолько прогрет, так пропитан сосновым запахом, что, кажется, чиркни спичку — все взлетит на воздух. Залюбовавшись соснами, не замечаю, как наступил на гриб. Великолепный белый гриб! Рядом второй, третий. А вдали краснеют шляпки подосиновиков. Такое обилие грибов, что я снимаю штормовку, а через полчаса едва подымаю ее, набитую битком. В обед на нашей косе пахнет не только рыбой, ио и жареными грибами.

В разгар послеобеденного отдыха подруливает Николай, держа слово показать яму. К яме снаряжаем лодку Валентина. В ней едут трое, я — остаюсь.

Назад они появляются, когда в небе уже высыпали звезды. В тишине издалека слышен мотор приближающейся лодки. На берег выходят невеселые.

Рассказывает Головлев:

— Неожиданно шест резко ушел в глубину. Бросили якорь. Облачился я в гидрокостюм — и в воду. Глубина 7—8 м. Попытался сделать несколько фото, да где там! Вода мутная, а течение такое сильное, что не г никакой возможности удержаться на месте. Кругом мелькают какие-то тени, а что — не поймешь. Холод ужасный: на глубине долго не вытерпеть, нырнул пару раз — больше не захотелось...

Полный впечатлений прошедшего дня, залезаю в спальник. Закрываю глаза, а передо мною проносятся грибы, хариусы, перекаты. Сегодняшние события — уже прошлое. А завтра? Завтра необходимо решить серьезный вопрос: Валентин уже с неделю чувствует недомогание и мы сидим здесь, подлечивая его, чем можем. У него сильные боли в желудке. Медлить, пожалуй, нельзя.

Утром единогласно решаем дойти до Усть-Пыссы, а там посадить Валентина в сопровождении Головлева на самолет и отправить домой.

И снова — в путь. И снова несутся мимо невысокие берега, заросшие ольхой и ивняком. И справа и слева тянутся вдоль реки бесконечные луга с копнами свежего сена. Сквозь кусты то тут, то там виднеются косцы в белых, завязанных по-бабьи платках. На одном из мысов долго машет нам рукой Николай.

Широкая Мезень подхватывает нас на очередной стремнине и проносит мимо цепочки добротных изб с белыми наличниками, стоящих на косогоре. Летнм все дальше, к новым встречам! Приятно, без перебоев гудят моторы. И кажется, нет ничего лучше этого движения.

Река входит в густой лес. Из прибрежных зарослей довольно часто поднимаются утки, долго летят вдоль реки — хитрят, уводя от своих выводков. На одном из перекатов, среди бесконечных шипящих бурунов вылетают на высоту около метра огромные рыбины, поражая мощью и красотой полета. Семга играет!

По берегам стали попадаться осушенные плоты. Сплав на Мезени ведется лишь первые 15—20 дней с начала «навигации». Очевидно, нынешнее сухое лето застало сплавщиков врасплох. За одним из угоров, украшенных бором, открывается беспорядочно рассыпанное на крутой горе множество изб. Это и есть Уеть-Пыееа. По нашим данным здесь имеются столовая, промтоварный и продовольственный магазины, клуб и неподалеку — свой «аэропорт». Все авиационное хозяйство состоит из полосатых тумб да небольшого домика, над которым болтается полосатый сачок. Нам с готовностью демонстрируют расписание: один раз в сутки на Кослан летает «аннушка». Сегодня она уже ушла.

Находим пристанище на длинной галечной косе. Вечером из воды во множестве выпрыгивают небольшие хариусы. Их так много, что кажется, будто идет крупный дождь. Но больше всего комаров. Спасают только наспех сделанные из марли накидки.

Проводив Царькова с Головлевым, мы остаемся с Николаевым вдвоем на две лодки. Снимаем вторые моторы.

После Пыссы река меняет характер. Начались предгорья Тиманского кряжа. Лодки запрыгали на перекатах, как по булыжной мостовой, едва не касаясь дна, выложенного огромными каменьями. Фарватер местами не шире 3—4 м, идет то вдоль одного, то вдоль другого берега.

За одним из бесконечных поворотов вылетаем па широкий плес и на малом ходу пытаемся нащупать проход среди множества каменистых отмелей. Заходящее солнце закрывают грозовые облака. Только что голубая Мезень становится свинцовой. Одинокая чайка ярким белым пятном мелькает на фоне иссиня-черного неба. Завороженные грозным великолепием, очередной перекат замечаем слишком поздно: все три лопасти винта остаются на каменистом дне. И в этот момент обрушивается ливень...

Как бы нам в эти дни не доставалось, мы помнили слова Николая: «Там внизу, перед Вожгорой, также перекаты будут, что на моторках пройти нечего и думать!». Так что в ожидании обещанных неприятностей на мелкие беды мы особого внимания не обращали.

Подходим к так называемой «границе». Еще в Пыссе нам рассказывали о ней всякую всячину, иногда доходя до абсурда: так, один из стариков объяснял убыль семги а реке тем, что там, у «границы», поставлены железные сети... Кончается Угорский район Коми АССР, начинается Лешуконскип район Архангельской области. Никаких железных сетей не видно. Да и вообще никаких видимых изменений! На обрывистом берегу стоит рыбачья избушка. Пристаем невдалеке. Пока чистим рыбу, нас плотно обкладывают тучи комаров. Они десятками, если не сотнями, падают в миски с горячей едой, в кружки с чаем. Измученные бесконечной и бессмысленной борьбой с ними, залезаем в одну из лодок, любовно и тщательно задраиваем тент.

Сквозь широкие стекла видны темные очертания берега, светятся звезды над далеким лесом. И, как обычно, слышен шорох реки в камышах да время от времени нарушающие тишину резкие всплески. Не ради ли этого мы здесь? Разве это не то самое, ради чего мы мотаемся за тысячи километров, таскаем бензин, бьемся с комарами, сидим у костров, мокнем под дождем? Трудно убедительно объяснить свой выбор формы отдыха. Но совершенно ясно одно: мы это делаем потому, что так нам хочется!

После страницы» река становится шире, но, к сожалению, нисколько не глубже. Русло бродит между наносными островками. Перед селом Вошгора река круто поворачивает влево, открывается предсказанный Николаем самый страшный перекат. Воды Мезени, пенясь и бурля, несутся через широкую гряду валунов, чернеющую от берега до берега. Да, с ходу такое препятствие не преодолеть!

Останавливаемся у небольшой деревушки, возле приткнувшихся к берегу лодок. Флот довольно пестрый. Здесь и вездесущие «Казанки» и древние долбленки типичной для этих мест постройки. Рядом с лодками лежат прикрытые клеенкой либо старыми тряпками моторы.

Первым делом отправляемся в магазин — пополнить запас провизии. Хлеб на Мезени — изумительный. Нам кажется, что он состоит из одних дырок: буханку можно сжать в кулак, но — разожми пальцы, она тотчас примет свой первозданный вид. А сливочное масло! Да что говорить. Тут же на берегу с аппетитом съедаем по толстенному куску пышного ноздреватого белого хлеба, намазанного душистым маслом со слезой, а сами тем временем следим за струями воды, извивающимися между камнями. Да, такой лабиринт под мотором не пройти.

К облюбованному проходу пробираемся, отталкиваясь шестами ото дна, усыпанного валунами. Течение все быстрее. Не жалея сил, выталкиваемся на стрежень. Подхваченные мощным потоком, несемся по намеченному коридору, едва успевая увертываться от очередных камней, окруженных кипящей пеной...

Теперь река понемногу набирает мощь, а тайга отступает.

На холмах и пригорках — деревни: Засулье, Койнос, Усть-Кым. Мезень разливается все шире и шире. Вот показывается высоченный откос, сложенный из красноцветных мергелей. Еще с полкилометра — и левый берег заканчивается мыском, на траверзе которого видим разделительный буй. Здесь впадает в Мезень самый крупный ее приток — Вашка. Райцентр Лешуконское, где намечена очередная остановка, находится как раз на Вашке, примерно на 1,5 км выше ее устья.

К крутому берегу, как ласточкины гнезда, прилепились десятки амбаров, между которыми вверх, к поселку, извиваясь серпантином, уходит грунтовая дорога. В затоне видны дебаркадеры, буксиры и катера; это наглядно свидетельствует, что отсюда имеется сообщение водой с низовьями Мезени, открытыми и для морских судов. Моментально нас окружают местные жители. С удивлением они читают надписи на бортах наших «Крымов». А мы поражены тем, что о Кослане и о проложенной к нему через тайгу железной дороге они в лучшем случае имеют смутное представление. Само Лешуконское с внешним миром соединено авиалинией да зимней дорогой, проложенной к Пинеге через тайгу и болота.

Вот с чем в Лешуконском плохо, так это с бензином! Одни говорят, что, наверное, можно заправиться у гидрологов, другие адресуют к геологам. Владельцы подвесных моторов приобретают бензин во время весеннего завоза грузов. Ничего другого не остается, как отправиться на поиски горючего. Быстрое течение Вашки выносит нас к уже знакомому разделительному бую, где Крутая излучина Мезени и устье Вашки образуют обширный рейд. Здесь плоскодонные баржи, напоминающие грузовые вагоны, формируются в караваны, следующие вниз по реке. Не можем найти ни гидрологов, ни геологов, — никого, у кого есть лишний бензин. Солнце садится за лес, находящийся у самого горизонта, а мы стоим у песчаной косы с почти пустыми баками и с завистью смотрим на уходящие вниз по течению суда. Надо решать: останемся ли мы здесь, чтобы завтра продолжать явно бесперспективные поиски горючего, или же попытаемся сегодня же в ночь отправиться с баржами к северу? Желание сэкономить горючее на последние 180 км Мезени берет верх, мы легко получаем разрешение на швартовку к очередному каравану.

И вот буксир с завидной лихостью тянет баржи и нас по извилистому фарватеру, петляющему между песчаными островами. По левому берегу тянутся бесконечные низины, а правый состоит из сплошных холмов, на которых стоят деревни с русскими названиями: Березин, Целегора, Козьмогородское, Жердь. Убедившись, что нашим судам не угрожают даже крутые волны от встречных буксиров, спокойно ложимся спать.

Будит мощный голос с ударением на «о»: «Мезень-то не проспите?» На корме баржи, широко расставив ноги и почесывая грудь, стоит бородатый шкипер. «Чайку-то не попьете ли?» Поблагодарив за чай, пристально всматриваемся в далекий берег. За поймой, на крутом косогоре, в 2—3 км от реки раскинулся город Мезень.

Здесь мы впервые увидели начало самого большого в нашей стране отлива. Вода постепенно отступала из «щельи», оставляя на суше десятки плотов. С каждой минутой берег осушался все больше и больше. Стоявшие только что на плаву катера и лодки оказались метрах в 50 от уреза воды! Недавно такой широкий разлив Мезени сжался, покрылся многочисленными отмелями. Там, где мы спокойно проходили, река заиграла бурунами. Пароходик, не знаю зачем зашедший и один из многочисленных рукавов дельты, медленно, словно нехотя, стал клониться на бок.

Отлив закончился. Через некоторое время река повернет вспять, и со скоростью около 10 км/ч понесется вверх. А пока мы на остатках бензина идем в город, бороздя мутные воды реки.

Попутная машина, катясь по извилистой бетонке, доставляет нас в центр. Судя по всему, мало изменился город по сравнению с прошлым. Отодвинутый широкой поймой от русла реки и мелеющим баром — от Белого моря, он не стал торговым портом, все торговые и промышленные функции взяла на себя Каменка. Как и сто лет назад, строем стоят деревянные дома с колоннами и резными наличниками. Все так же ходят жители по деревянным тротуарам, однако проезжая часть улицы уложена бетонными плитами, а ухо улавливает рокот авиационных двигателей. Да и среди деревянных домов глаз нет-нет да и останавливается на современных строениях из стекла и бетона.

Что же мы знаем из прошлого этого края? Мезенская волость издавна была известна как место ссылки вольнодумцев. Здесь отбывали свой срок бунтарь протопоп Аввакум и любимец царевны Софьи князь Василий Голицын. В местном остроге сидели первые рабочие-революционеры. Сюда были сосланы писатель А. С. Серафимович и большевичка, видный деятель мирового женского движения Инесса Арманд.

Славен город Мезень и своими мореходами, уходившими отсюда на открытия новых земель.

И вновь в одном из ключевых пунктов маршрута застает нас вечер. Почти сутки оформляем выход в море, но далеко не все формальности успеваем уладить и неизвестно, сколько еще потребуется на это времени. Решаем попытать счастья и выбраться из Мезени на палубе одного из сухогрузов, стоящих в устье реки.

Капитан «Морского-18» любезно соглашается помочь нашей беде — берет нас на борт. Мы опять в комфортабельных условиях: отдельная каюта, чистое постельное белье. Впервые за целый месяц моемся в бане. Спасибо тем, кто так отзывчив к людям!

Отплытие ожидается завтра утром, так что весь день — наш. Каменка стоит на высоком угоре, разделенная на две неравные части глубокой «щелью». Здесь еще не устье, но ширина реки — не менее километра. По ее разливу снуют буксиры и катера, а большие морские суда стоят не ближе 3 км, отделенные мелководным баром.

Каменка — рабочий поселок: лесозавод перерабатывает древесину, прибывающую в плотах с верховьев Мезени. Неудивительно, что Каменка — сплошь деревянная. Среди деревянных домов тянется мостовая из деревянных торцовых плашек, а от нее, как ветви от дерева, в глубь поселка отходят тесовые мостки.

Утром кран легко поднимает наши суда на высоченные штабеля уложенного на палубу леса. Стальными тросами «Крымы» надежно закрепляются на сырых и скользких бревнах. С прибытием лоцмана дается команда «выбрать якорь», и «Морской-18» малым ходом начинает путь к выходу в Белое море. Следуя указаниям лоцмана, теплоход пробирается замысловатым фарватером, приближаясь то к одному, то к другому берегу. Низкие пустынные берега понемногу раздаются вширь. Уж какие на них лоцман различает ориентиры — абсолютно непонятно. Замечаем, что он с тревогой посматривает на часы. Опять начался отлив, а впереди еще одни перекат. Если к определенному времени не перевалим через него, придется ждать прилива.

— «Ну вот и все! — С облегчением говорит лоцман. — Счастливого плавания!». Допивает остывший чай и спускается в вызванный по рации катер.

Разливается впереди светло-серая гладь воды, незаметно переходящая в высокое бескрайнее небо.

---

А после этого было интереснейшее плавание морем из Архангельска на о. Жижгин, оттуда — на Анзеры, Большой Соловецкий о-в и Кузова, закончившееся переходом в Беломорск. Не в первый раз мы оба оказались здесь, на Белом море, а снова хочется сказать — незабываемое было плавание!

ББК проходим на палубе попутного «Волго-Балта» и еще через четыре дня благополучно финишируем в Ленинграде, тепло встреченные друзьями во главе с Царьковым и Головлевым.

Куда мы пойдем в следующий отпуск? Пока ясно одно: генеральный курс — северо-восток!