336 лет тому назад в верховьях Лены появился отряд казаков с промышленными и охочими «гулящими» людьми под предводительством пятидесятника Курбата Иванова, Люди шли «встреч солнца», шли не торопясь, вглядываясь в незнакомую землицу, держа наготове кремневые ружья. Все уже и бурливей становилась река, все круче подымались горы, А далеко впереди, за лохматыми вершинами лиственниц, курился туманом Трехголовый голец. Эвенк Можевулка рассказывал им, что за гольцом лежит море-озеро. Курбат выведал — то озеро богато рыбой и зверем, прибрежная тайга полна соболя, в диком камне утесов прячется серебро.
Но вот вершины гольца позади, с громадной высоты открылась измученным путникам голубая ширь, прохладный ветер освежил изможденные лица.
Было это в 1643 г. В то время по крутым волнам сибирского моря порхали только легкие бурятские челны, сшитые из нерпичьей кожи. Недоверчиво отнеслись землепроходцы к таким суденышкам. Свой-то — надежней! И вот выбрана на берегу ровная площадка. Гулким уханьем топоров наполнилась тайга: самых дюжих казаков отправил Курбат вырубать штевни и кокоры из еловых корней. Люди его тесали доски, готовили деревянные гвозди-нагеля, резали прутья тальника для шитья бортов, собирали смолу, И вскоре от западного берега, где-то в районе Малого моря, отчалило несколько шитиков и один большой коч (как сказали бы сейчас, судно грузоподъемностью 7 т и длиной 12—13 м). На кедровой его мачте взвился желтый парус, состеганный из кож изюбров. Это и был первый парус на Байкале!
Собрал Курбат с бурят ясак соболями, начал составлять «чертеж Байкалу и в Байкал падучим рекам и землицам». Сначала это была карта района открытого им о. Ольхон, а затем уже Верхней Лены и большой части Байкала в целом.
Вслед за Курбатом пришли другие. Атаман Колесников поставил острог на северном берегу. Иван Похабов исследовал весь западный берег до истока Ангары и, подхваченный стремительным ее течением, вошел в реку. Он и заложил здесь острог против устья Иркута — Иркутск, важный центр освоения Сибири.
Из нового города тяжело груженые шитики, карбасы и дощаники бечевой поднимали до Байкала, помолившись, пересекали его, входили в устье Селенги (кому повезло!), по ней и ее притокам достигали бассейна Амура. Так, известно, что в 1657 г. енисейский воевода Пашков на 202 дощаниках отправился в Нерчинск. Круто обошелся Байкал с его флотом — только 40 судов добралось до Селенги...
До 1727 г. суда для перевозок через Байкал делали наскоро, на один раз — перебросить начальство туда и обратно. Регулярное же судоходство началось с того, что могущественный деятель тех времен Рагузинский, вспомнив, что для него на Байкале были построены очень удачные «шербот и лодка», предписал: «Возить и частную кладь, и частных людей — за деньги, которые употреблять на поддержку судов». Через шесть лет после этого Адмиралтейств-коллегия, выполняя указание свыше, направила в Иркутск ботового мастера Козлова, который в 1738 г. и спустил на Ангаре первый военный бот. Вооружил он его по всем правилам корабельного искусства — несколькими парусами, позволявшими лавировать. Однако встала проблема команды: привычные казачьи шитики ходили под одним прямым парусом (брифоком), а чаще — на веслах, поэтому управиться с парусным ботом казаки не могли. Прошло еще четыре года — и на помощь им был командирован боцман Трубицын с двумя матросами. Он и командовал первым ботом, а также «по совместительству» управлял всем казенным судоходством (было построено, по крайней мере, еще два таких же бота) до 1750 г.
Далее события, связанные с судоходством на Байкале, развивались так.
Любимец Петра I Федор Соймонов, «в навигации весьма искусный», после ряда пережитых невзгод (по обвинению в измене ему вырвали ноздри и сослали в Охотск) ставший иркутским губернатором, поставил вопрос о том, чтобы строить на Байкале суда. После многолетней переписки последовало указание Сибирского приказа: «Дабы через Байкал-озеро в перевозке казенной партикулярной клади, а также разного звания людей, экипажей и ссыльных арестантов не было остановки, сделать два способные к тому и прочные судна».
Чтобы обеспечить безопасное плавание через Байкал, у входа в залив Прорва поставили первый маяк— бревенчатый конус высотой 4 сажени - с «мостом» наверху, где на земляной насыпи ночью жгли дрова. Однако к строительству новых мореходных судов еще долго не приступали, хотя единственный казенный бот пришел в плачевное состояние, «для чего купцы принуждены были переправлять свои товары на дощаниках, которые плавали по рекам (и то, ежели оные найдут), и от случившихся штормов теряли многие свои товары».
В 1763 г. последовал высочайший по этому поводу указ, но и после этого еще целый год, не спеша, искали мастеров, пока, наконец, подмастерье Попов и ластовый ученик Лапин заложили в Иркутске два бота длиной по 50 футов. Один был назван «Кузьма-святогородец», другой — «Борис и Глеб». Готовые боты бечевой — лошадьми — привели к Никольской пристани на Ангаре, в одной версте от истока (здесь с тех пор и зимовал байкальский флот). Принявший командование над одним из ботов штурман Татаринов с помощью ссыльных подготовил в устье Ушаковки место для Иркутского адмиралтейства, построил эллинги и казармы.
Штат нового адмиралтейства состоял «из двух подмастерьев, квартирмейстера, матроса, трех купоров, двух токарей, столяра, четырех плотников, конопатчика и потребного числа мастеровых из казаков». Постройка двух судов стала казне в 2400 руб. Любопытно, что основную ценность составляло привозное железо (1 рубль 90 коп. за пуд), причем приглашенным кузнецам за готовые изделия, скажем, за якоря и верпы, платили из расчета 5 руб. за пуд. Из-за дороговизны железа отслужившие свое суда обычно сжигали, а болты и массу гвоздей, Державших обшивку «взагиб», перековывали и снова пускали в дело.
Много судового железа собирали тогда на восточном берегу — у Посольского монастыря, где на прибрежных каргах (косах) ежегодно гибло множество самых разных лодок и судов.
Стоит напомнить об одном только случае, который говорит о том, что и в старину славное море было таким же коварным, как и теперь. 5 августа 1793 г. большая почтовая лодка, пришедшая с грузом в 3000 пудов свинца из Верхнеудинска (нынешний Улан-Удэ) в Голоустное, была подхвачена внезапно налетевшим горным, черпнула воды и чуть не затонула, а затем оказалась выброшенной на противоположный берег. Четыре дня свирепствовал горный, люди питались одной квасной гущей. Когда ветер утих, построили из весел плот и втроем направились к ближайшему селению, но по пути нашли свою потерянную при крушении шлюпку и вернулись на ней за остальными. 11 августа с попутным ветром пошли к Лиственичному зимовью, но, не дойдя всего 3 версты, потеряли руль, и шлюпку их унесло новым штормом к Култуку. Укрывшись в небольшой бухте, 17 дней питались люди корнями шиповника и корой лиственницы. Едва немного утихло, они подняли маленький — всего на сажень — парус и 26 августа оказались у Каргинского зимовья, где их шлюпку окончательно разбило новым штормом...
Интересный случай произошел с ботом «Николай», опрокинутым налетевшим шквалом. Те, кто находился на палубе, добрались до берега на шлюпке, а пять человек остались в трюме. Через трое суток казак на дощанике случайно наткнулся на опрокинутый бот где-то далеко в море, услышав внутри голоса, прорубил днище и вытащил троих пассажиров еще живыми.
Причиной гибели многих судов было только то, что Адмиралтейств-коллегия, не учитывая особенностей озера, предписывала строить морские суда по установленному стандарту. Еще в 70-х годах штурман Татаринов справедливо отмечал, что для Байкала 70—80-футовые суда слишком велики. Частные дощаники с одним парусом пересекали Байкал за 10— 15 часов, а тяжелые боты с их сложной оснасткой, хотя и выходили в море при любой погоде, но, бывало, затрачивали на такой же рейс трое суток и больше!
Всего со времени организации казенного судоходства до 1839 г. в Иркутске было построено 23 парусных судна (в том числе 3 большие почтовые лодки, 1 большой галиот, 4 транспорта и 11 ботов).
Самым крупным детищем Иркутского адмиралтейства был вооруженный в 1826 г. транспорт «Ермак», имевший длину 60 футов, осадку ахтерштевнем 3½ и форштевнем — 3 фута. Управляющий адмиралтейством лейтенант Бабаев считал самым надежным и самым красивым пакетбот «Александр», заложенный в день коронации государя около каменных триумфальных ворот в Иркутске и спущенный 9 мая 1814 г. «с церемонией и пушечной пальбой». Проплавал пакетбот долго — 13 лет, тогда как большинство судов служило до 10 лет.
Последним казенным парусником на Байкале оказался транспорт «Иртыш», построенный в 1837 г. С одной стороны, пора было заводить пароходы. С другой — частные предприниматели настроили множество больших парусных лодок. Приехал из Петербурга морской офицер Васильев, которому было наказано «сообразить на месте, не встретится ли возможность уничтожить на Байкале военные суда». Такая возможность, очевидно, встретилась: вскоре по его рапорту пришел указ — продать оставшиеся суда частным лицам. Добавим, что охотников на торги так и не нашлось...