Над мрачным, облицованным черным мрамором камином висела картина. Ее яркие краски не вязались с суровой старинной обстановкой кабинета. В тот вечер взгляд Дэви Мэйтланда — пятнадцатилетнего внука хозяина — подолгу задерживался на картине, хотя он с раннего детства знал каждую ее деталь: на переднем плане живописно одетый человек, чье лицо выражало удивление, готовое перейти в необузданный гнев; растерянные лица его странно одетых спутников; пустой сундук с откинутой крышкой, а на заднем плане — стоящий на якоре корабль.
Неожиданно хозяин Аллантона выпрямилси в кресле:
— Что, Дэви, — сказал он, — ты сегодня, кажется, особенно заинтересовался нашей картиной?
— Знаешь, дедушка, мне сегодня весь вечер кажется, что она что-то означает, — смущенно отвечал юноша. — Я не могу объяснить. Может быть, из-за бури, но мне кажется, что за ней кроется что-то трагическое...
Некоторое время оба сидели молча.
— Слушай, Дэви, — произнес наконец старый Мэйтланд — настало время тебе узнать все об этой картине. Налей-ка мне бокал хереса! От начала до конца — история длинная. Я расскажу тебе сегодня только о том, что изображено здесь по моему заказу...
Старик кивнул на картину. Мрачная улыбка появилась на его тонких бледных губах. Он надолго замолчал, снова уставившись на огонь.
— Ты слышал, наверное, Дэви, о людях, которые плавали по морям с каперскими свидетельствами. Одни называли себя флибустьерами, другие — джентльменами удачи, третьи — просто именовались пиратами. Сорок лет назад я был капером. Со мной были еще трое — такие же джентльмены по рождению, которые признали меня своим командиром. Я много лет удерживал это место, иногда применяя силу, но большей частью благодаря уму и смелости. И был уверен, что им без меня не обойтись. Да, ничего хорошего у них не вышло...
Сначала мы владели одним кораблем, но затем дела пошли так хорошо, что у нас появился целый флот из четырех судов. Роланд Кортнэй командовал «Девушкой из Девоншира», Роберт Макбрайд — «Ласточкой», Вальтер Дезмарэ — «Звездой», я — «Южной звездой» и всем флотом.
В то время я был жестоким человеком, Дэви. Что делать, палуба пиратского корабля никогда не была местом, где процветала добродетель!
Когда случилась эта история, мы были перегружены добычей. Захватив галеон «Святое семейство», мы стали обладателями россыпей драгоценных камней и золота в слитках. Это была королевская добыча, мой мальчик! Мои коллеги предлагали разделить сокровища и возвращаться на родину, а я настаивал на своей заветной идее — нападении на порт Веракрус. Это было отчаянное предприятие, но возможное. Макбрайд был против, да и остальные двое поддерживали его. Я заставил их подчиниться, но все были раздражены и недовольны.
Перед операцией добычу решили спрятать. Мы направились к уединенному острову — нашему тайному прибежищу. Сокровища уместились в двух больших сундуках, которые мы и зарыли на берегу.
Ты еще не знаешь, что такое предательство, Дэви? Слушай же, мальчик.
Мы стояли у зарытого клада.
— Ну, Мэйтланд, давайте еще раз обсудим ваше предложение, сказал Макбрайд вкрадчивые голосом. — Я полагаю, оно неприемлемо...
Я молча повернулся и направился к лодке. И в этот момент меня ударили сзади. Я отдал бы сундук со всеми сокровищами, чтобы узнать, кто из них сделал это!
Меня связали и бросили в шлюпку. В тот же день я был высажен на небольшой голый риф милях в десяти от острова. Гордость заставила меня молчать, когда они отчалили, но я подумал, что лучше бы меня застрелили, чем обрекли на такую участь. Затем спустилась ночь, я бросился на скалистую поверхность рифа ждать смерти. Луна светила над пустынным морем, жалобно кричала чайка, такая же одинокая, как я.
Пришло утро, а с ним — голод. Я нашел несколько моллюсков и попил дождевой воды из лужи. Этих «запасов.» могло хватить самое большее дня на три, а дальше — мучительная голодная смерть.
И я решил добраться до острова. На пологом краю рифа нашел обломок какого-то деревянного бруса. Затем разделся, намочил рубдшку и шейный платок в луже с дождевой водой, укрепил их на голове и вошел в море. Доплыть был один шанс из тысячи, но я поплыл, держась за кусок дерева.
Сколько времени я плыл? Не знаю, Дэви. Меня вела ярость. То и дело перед глазами вставало усмехающееся лицо Макбрайда. Казалось, до него можно дотянуться, и я бросался вперед, чтобы нанести удар. Затем на месте Макбрайда появлялся Кортнэй или Дезмарэ. Если б они почувствовали мою ненависть, не раз бокал с вином дрогнул бы в их руке в тот день! Слушай, Дэви, только ярость вела меня.
Наконец под ногами я почувствовал песок. Дальнейшее помнится смутно — я бродил по острову, словно что-то искал и никак не мог найти. Это длилось дни и ночи. Я ел в лесу какие-то незнакомые плоды, пил из маленького ручейка. Это было похоже на долгий, очень долгий сон.
Когда я, наконец, пришел в себя, было утро. Моя одежда превратилась в лохмотья; везде, куда бы я не посмотрел, песок был покрыт следами моих босых ног. Страшная вещь, Дэви, очнутся от забытья и обнаружить вокруг следы босых ног, запутанные, крадущиеся — свои собственные следы...
Я забрался на возвышенность, огляделся вокруг. Море было пустынно. Вдали виднелся риф, на котором меня оставили умирать, а прямо подо мной лежал тот самый песчаный берег, где были закопаны сокровища. Прохладный бриз освежил голову, ко мне вернулась мысль о мести. Тебя это может удивить, мой мальчик, но первой пришла мысль о мести моим врагам! Я поспешил на берег.( Неужели они уже забрали сокровища и больше не придут сюда?
Не могу передать тебе, Дэви, что я почувствовал, обнаружив первый сундук пустым. И какова была моя радость, когда увидел, что над вторым сундуком песок не тронут!
Первым побуждением было выкопать драгоценности и разбросать их по дну моря. Но тут я увидел на горизонте приближающиеся паруса нашей эскадры. И у меня мгновенно возник план, Дэви, коварный план! Я прикинул, что в этот день они вряд ли успеют высадиться: корабли находились еще на значительном расстоянии и боролись с ветром. Между заходом солнца и восходом луны у меня оставалось достаточно времени, чтобы в темноте все подготовить как нужно, а затем уничтожить следы моего пребывания на острове. Боже, ниспошли темноту и ветер! — молил я.
Как мучительно тянулось время до захода солнца! Корабли неумолимо приближались, с вершины холма я наблюдал за ними, покрываясь потом от страха, что не успею. Но вот спустилась долгожданная темнота, я бросился выкапывать полный сундук. Песок раздирал руки, но я только смеялся. И вот, наконец, показалась его крышка. Этого было достаточно. Я притащил пустой сундук, поставил его в яму над полным и распахнул крышку. Его пустое дно смотрело в небо. Я все учел, Дэви, это был превосходный план! Вокруг нагромоздил кучи песка. На этом работа была закончена. Я укрылся в скалах и стал ждать утра.
Взгляни еще раз на картину, Дэви. На ней точно изображено, что произошло в то утро.
«Ласточка» бросила якорь совсем близко от берега, с нее спустили шлюпку. Едва она пристала к берегу, как Макбрайд с гребцами выпрыгнул на песок и направился к месту, где были зарыты сокровища. Ты бы видел, какое недоумение появилось на лице этого подлого предателя, когда он увидел пустой сундук. Затем он вытащил пистолет и злобно усмехнулся. Я знал, что он никогда не догадается отбросить в сторону пустой сундук, знал, Дэви!
К этому моменту на берег высадились Кортнэй и Дезмарэ, и теперь они стояли втроем, уставясь на пустой сундук.
Наконец Макбрайд с хорошо знакомой мне злобной усмешкой произнес:
— Так вот, оказывается, почему месье Дезмарэ на два дня лишил нас своего общества, а когда я хотел поговорить об этом с вами, Кортнэй, вас почему-то невозможно было найти...
Дезмарэ и Кортнэй стояли как вкопанные. Они были слишком ошеломлены и не сразу поняли, куда клонит Макбрайд.
— Что вы имеете в виду, Макбрайд? — спросил, наконец, Кортнэй, голос его дрожал от еле сдерживаемого гнева. — Неужели вы осмелились подумать, что я оставил свой корабль, чтобы завладеть сокровищами, которые вы, очевидно, сами и украли?
— Украл? — воскликнул Макбрайд и вскинул пистолет. Кортнэй, не успев даже вскрикнуть, повалился лицом в песок.
Дезмарэ обнажил шпагу:
— Осмелюсь предположить, мистер Макбрайд включает и меня в список своих предполагаемых жертв? — произнес он. — Пистолет, несомненно, помогает быстро разрешить любой спор, но джентльмены, как правило, подтверждают обвинения более благородным способом.
Макбрайд побагровел, отбросил пистолет и со шпагой в руке, как сумасшедший, кинулся на Дезмарэ. Да, Дэви, это была схватка! Клинки сверкали, как молнии. Я с наслаждением следил за каждым выпадом. Если бы они знали, ради кого дерутся!
Наконец Дезмарэ упал. Раненый Макбрайд едва держался на ногах. Матросы попробовали влить глоток бренди в рот Дезмарэ, но он в этом уже не нуждался.
И тут мой крик заставил их всех остолбенеть. Макбрайд судорожно обернулся и, увидев меня, одетого в лохмотья, — воплощение самой ярости, закричал в ужасе. Да, Дэви, он кричал, как человек, который увидел нечто похуже смерти. И видение это убило его — убило быстрее и надежнее, чем это мог бы сделать Дезмарэ со своей шпагой...
О мятеже среди команды не могло быть и речи, даже самые храбрые не осмелились подвергать сомнению мои права. Мы выкопали сундук с драгоценностями, а оставшаяся яма послужила могилой предателям.
Вот и вся история, Дэви. Подбрось-ка дров и отправляйся спать.
Ужасная ночь сегодня, мой мальчик...