Невольно возвращаешься мыслью к тем годам, когда закладывались основы сегодняшних успехов, писались первые страницы истории советского спорта. Одна из ее славных страниц — заграничный поход 1927 года, о котором вспоминает Л. И. Шушпанов в своем очерке. Меня попросили добавить к очерку несколько строк, чтобы молодому читателю стало ясно, почему яхтсмен-ветеран с гордостью называет это плавание по, казалось бы, довольно скромному маршруту «салютом рабочего парусного спорта» 10-летию Советской власти.
А гордиться есть чем. Наш парусный спорт начинал с того, что яхтсмены с оружием в руках отстаивали власть Советов, в отрядах всевобуча готовили молодежь к борьбе с врагами Революции.
Когда над Петроградом нависла смертельная опасность, молодые спортсмены-парусники, принявшие Советскую власть с первого часа ее рождения, встали в ряды Красного Флота — на своих яхтах несли охрану входов в фарватеры Невы. Вспыхнуло тщательно подготовленное силами контрреволюции восстание в Кронштадте — комсомольцы-парусники первыми вышли на лыжах и буерах на лед — проводили разведку мятежных фортов, показывали путь наступающим частям армии. Десять молодых яхтсменов награждены были тогда боевыми орденами Красного Знамени.
Таким было боевое начало. Но вот кончилась гражданская война. Позволю себе обратиться к печати тех дней — выпущенному «Красной Газетой» в 1928 г. юбилейному сборнику «Советский спорт». «Едва отдышавшаяся страна вплотную подошла к делу своего физического оздоровления», — отмечается в нем. И одним из достижений нашего спорта, который «в исторической перспективе еще должен был считаться младенцем», явилось то, что он сразу и решительно «оперся на массы». Некогда аристократический парусный спорт — был, как писали тогда, «орабочен». В дореволюционной России не было и быть не могло ни одного яхт-клуба, где чувствовал бы себя хозяином простой рабочий, а теперь яхт-клубы не только юридически, но и фактически перешли в рабочие руки!
С 1925 г. ленинградские яхт-клубы стали профсоюзными. Впервые после долгих лет войн и разрухи был проведен весенний ремонт судов. В Ленинграде стали работать курсы по подготовке яхтенных рулевых и капитанов, в парусный спорт пришла рабочая молодежь, в итоге всего через два года стал возможен тот дальний поход, о котором рассказывает Л. И. Шушпанов и который, действительно, представляется значительной победой нашего молодого парусного спорта.
Это было плавание уже не одной-двух, а целой эскадры из пяти яхт. Не будем забывать, что до Революции на большинстве крупных частных яхт плавали наемные моряки-профессионалы. А здесь — участниками похода были слесаря, ткачи, столяры. И нельзя не согласиться с высокой оценкой их морской выучки, хотя подавляющее большинство из них, подобно молодому капитану — комсомольцу-металлисту С. Белову, стали яхтсменами лишь в самые последние годы.
Обратим внимание и на международное, политическое значение выхода за рубеж пяти яхт, несущих красный флаг первого в мире государства рабочих и крестьян, важны были контакты наших яхтсменов с зарубежными рабочими спортивными организациями. Как оказалось, не менее важным было и то, что плавание ленинградских рабочих наглядно демонстрировало непривычную для буржуазного общества доступность спорта для самых широких масс СССР.
Участники плавания, единодушно отмечая радушие и приветливость финских рабочих, вынуждены были, однако, упоминать и настороженность публики центральных кварталов Хельсинки, навязчивое внимание полиции и «разных штатских личностей», а то и прямые провокации.
Думается, помня обо всем этом, читатель по достоинству оценит первую победу советского парусного спорта на мировой арене.
Вспоминаются давно минувшие дни, незабываемые годы спортивной юности.
Молодая Страна Советов готовилась тогда отметить свое первое 10-летие, и наш рабочий парусный спорт салютовал этому юбилею первым заграничным походом. То плавание пяти ленинградских яхт под красным флагом имело значение своего рода прорыва спортивной блокады. Уже провалилась начисто политика экономической блокады СССР, объявленной капиталистами: плавая по Маркизовой луже, мы — яхтсмены — встречали торговые суда из многих стран мира. Однако сами дальше Толбухина маяка еще не выходили ни разу. «И неизвестно было, — писал годом дом позже Н. Ю. Людевиг, — как примут советские яхты в других государствах. Наведенные справки показали, что, во всяком случае, в Финляндии мы можем рассчитывать на радушный прием со стороны рабочих организаций».
И вот, трудами и заботой партийных и советских органов все дипломатические преграды были преодолены. Работавшие тогда в Ленинграде два парусных клуба — ЛГСПС и металлистов (на о. Вольном) — начали готовить суда и команды для первого выхода за рубеж. Большую поддержку этому начинанию оказал незабвенный С. М. Киров, по указанию которого управление Морского порта снабдило участников похода всей необходимой международной морской документацией, а Облпрофсовет отпустил деньги.
Нельзя не упомянуть и дружественное отношение правительства Финляндии, разрешившего советским яхтам проход своим внутренним 12-футовым фарватером и оказавшего доброе гостеприимство как в столице — Хельсинки, тогда еще называемой чаще на шведский лад Гельсингфорсом, так и на всем пути нашего следования.
Флагманом эскадры шел хороший яхтсмен и моряк-профессионал — капитан дальнего плавания Николай Яковлевич Васильев — на него и легла львиная доля всех хлопот. А хлопот много. Получаем и грузим продовольствие — галеты, консервы, принимаем воду (все из расчета пути до Хельсинки без заходов). Примеряем форму — белые брюки и синие свитера.
15 июня на мачте отвалившей от бонов яхт-клуба ЛГСПС, напротив стрелки Елагина острова, флагманской яхты «Рабочий» (капитан В. Г. Щепкин) взвивается флажный сигнал Ч-Х-Б — «Следуйте за мной в кильватер!». Одна за другой отходят «Металлист» (капитан С. А. Белов), «Смычка» (Г. Ф. Гефдииг), «Текстильщица» (Н. Ю. Людевиг) и «Водник» (Н. Н. Обермиллер). Все это относительно мореходные и нестарые яхты — 1908—1913 гг. постройки, вооруженные гафельным шлюпом, а то и тендером. «Рабочий» и «Металлист» были намного крупнее остальных, поэтому и называли мы их тогда «большаками». На них же находились и два тузика, используемых для связи с берегом и между судами на стоянке.
Стоит, наверное, еще упомянуть, что не было ни на одной яхте ни моторов, ни радио. Не было и катерного сопровождения. Зато была отличная морская подготовка всех 37 участников1 похода, в основном рабочих ленинградских заводов. Можно еще подчеркнуть, что в числе капитанов был Сергей Александрович Белов — молодой рабочий с «Промета», который и яхтсменом-то стал уже после гражданской войны. А вот теперь ему доверили самую большую яхту, еще совсем недавно принадлежавшую крупному петроградскому дельцу Кулыманову.
Я тогда был матросом на «Смычке», в состав экипажа которой входили еще Н. А. Митурич, М. Б. Акивис, В. М. Яковлев и М. Прохоров. Стоит ли говорить, что почти для всех нас это было первое большое плавание с выходом в открытое море.
Путь яхт от маяка «Приемный» пролегал на северо-запад. После первой ночевки на Пийсари (ныне Северном Березовом) рано утром мы подошли к группе островов Туппуран-сари, которые ограждают вход в Выборгский залив, где следовало войти, пользуясь разрешением властей, в 12-футовый фарватер. Здесь нас и застал встречный штормовой ветер. Флагман дал команду укрыться в бухточке Каюке-лахти. Штормуя, мы потеряли из виду самую низкобортную яхту — «Водник», что вызвало немалую тревогу у всей эскадры. Лишь на следующий день пропавшая яхта была обнаружена. Дальше шли без приключений.
Чтобы выйти на Коткинский плес, надо было пройти очень сложный фарватер, пышно называвшийся Королевскими воротами (мы назвали его — «частокол»). Это был узкий, шириною 150—200 м коридор среди рифов. Стоило чуть выйти за створ двух близко стоявших вех, как яхта сразу же наталкивалась на камни.
На плесе оказались рано утром. Погода успокоилась, с чистого неба светило солнце, с берега дул легкий бриз. Яхты на расстоянии хорошей видимости друг от друга шли в кильватер. Было воскресенье. А по установившемуся обычаю финны по выходным покидают города и выходят на природу — перебираются на близлежащие острова. Как только они заметили необычную группу яхт да еще под красными флагами, — с разных сторон подошла целая армада. Финны кружили вокруг нас, напутствовали добрыми пожеланиями, долго махали платками...
На шестой — седьмой день вошли на рейд Штандарт (это место назвали так потому, что когда-то здесь стояла императорская яхта «Штандарт»). Вот отвели в сторону поворотный железнодорожный мост, соединяющий остров, на котором расположена знаменитая революционными выступлениями моряков крепость «Свеаборг», с материком, эскадра советских яхт прошла на плес, примыкающий к берегам столицы Финляндии.
Под стоянку власти отвели бухточку у острова Койро-сари («Собачьего»), на котором находилось деревянное строение кают-компании Финского рабочего парусного клуба. Буржуазный Нюландский яхт-клуб, один из старейших на Балтике, был размещен поблизости на отдельном острове. Рейсовые катера то и дело подходили к его причалам, тогда как сообщение «нашего» островка со столицей поддерживалось на тузиках либо моторках, владельцами которых были очень милые люди — члены рабочего клуба.
Члены рабочего яхт-клуба тепло и сердечно встретили спортсменов из Страны Советов. Во все дни пребывания в Хельсинки, а мы пробыли там дней семь, они не покидали нас и всячески содействовали лучшему времяпровождению. Мы совершали экскурсии по городу, посетили Народный дом, музей и театр. Побывали на том острове, где рабочие проводят летний досуг. Потом повезли нас хозяева на островок, на котором расположен был замечательный зверинец; в нем птицы и животные жили в открытых вольерах.
Между нашими и финскими парусниками велись нескончаемые разговоры — и о спорте и о жизни, шел оживленный обмен значками и вымпелами. Пожилой рабочий дал мне понять, что ему очень нравится висевший на лацкане моего пиджака значок с барельефом Ленина. Хоть и жаль было, но я снял значок и передал ему. Он был страшно доволен и отблагодарил, прицепив мне свой значок члена рабочего яхт-клуба за № 56. Разница была только в том, что его подарок сразу оказался на мне — на виду, а значок с изображением Ленина ему пришлось завернуть в носовой платок и положить в брючный карман — спрятать: ленинские портреты тогда были в Финляндии запрещены.
На обложке сопровождавшей меня в походе книги Н. Ю. Людевига «Парусный спорт» (с дарственной надписью автора) сохранились с тех дней и автографы пяти финских яхтсменов, которые на «Смычке» совершали прогулку. Состоялась тогда же и товарищеская парусная гонка, но я в ней не участвовал.
Наш флагман по всей форме запросил согласия консульства Швеции на посещение шведских территориальных вод. Однако по непонятным причинам консульство ответ все оттягивало. Между тем время шло. Встал вопрос — что делать дальше? Как мы узнали гораздо позже, три капитана из пяти предложили поворачивать домой, однако флагман принял решение дойти до Швеции, рассчитывая, очевидно, что к тому времени долгожданное разрешение будет получено...
Наступил момент, когда эскадра, за 6—7 часов как-то незаметно пересекшая залив, вышла на траверз Сёдерарма. Это было ранним утром в субботу 1 июля. Как только мы оказались в территориальных водах Швеции, навстречу на полном ходу вылетели невесть откуда два серо-зеленых пограничных катера. Команды всех яхт были уже не только подняты ото сна, но и одеты в парадную форму: белые рубашки с черным галстуком, на головах фуражки-яхтсменки под белоснежными чехлами. Флагман дает команду отдать катерам салют приветствия. И только катера поравнялись с «Рабочим» — сигнальщики приспустили гафельные флаги на яхтах. У всех одна мысль — ответят ли шведы? Пограничники ответили. Значит ли это «добро» нашему приходу? Катера привели нас в живописную бухту между двумя подковообразными островами, поросшими высоким лесом. Это был Фурузунд — фешенебельное курортное место. До Стокгольма остается что-то не больше 10 миль. Видны красивые дачи с разноцветными черепичными крышами, здания пригородных отелей. И здесь у причалов стоят катера, яхты, лодки. Против большого здания ресторана с закрытым балконом нам указывают место стоянки и тут же на обоих катерах поднимают сигналы: «На берег не сходить», «С яхты на яхту не переходить».
Тем временем вокруг советских яхт начали сновать моторки, гребные лодки и байдарки местных жителей. Шведская молодежь проявляла не только любопытство, но и симпатии к яхтсменам из СССР, а речная полиция со рвением отгоняла подходящие к нам лодки. Множество народу собралось на берегу.
Только потом мы узнали, что в тот день утренние стокгольмские газеты, оповещая о прибытии на пяти яхтах под красным флагом большевиков из России, распространялись о «кознях Коминтерна», подозрительности и нежелательности этого визита для сохранения спокойствия столицы. Неудивительно, что именно того самого чиновника, который один только мог решить вопрос — разрешить или не разрешить, конечно, не оказалось на месте (благо дело происходило в выходной день!). Сами же власти Фурузувда могли разрешить лишь кратковременное посещение ближайшей лавки для пополнения запасов.
Таможенные власти тем временем вручили каждому из нас срочно отпечатанные на гектографе справки примерно такого содержания:
«Выдана гр-ну такому-то, родом из СССР, в том, что он нарушил указ короля Швеции (дата прошлого столетия) и самовольно перешел границу Королевства, а поэтому обязан в течение 24 часов покинуть его пределы. Гр-ну такому-то предоставляется право в двухнедельный срок обжаловать действия властей. Ландфискал — подпись»
Долгие годы хранил я эту редкостную справку, но, к сожалению, так она и не уцелела!
Поскольку 24 часа уже истекали, флагман дал команду готовиться к выходу в обратный путь. Пограничники предложили катера для буксировки. «Услугой» этой следовало воспользоваться, ибо до вечера оставалось времени мало, а фарватер был сложный — того и гляди вылетишь на камни! Поднимался встречный шквальный ветер, чувствовалось приближение грозы и шторма, но флагман все же не отказался от идеи пересечь Ботнический залив в ночное время и в условиях плохой погоды, чтобы дать командам настоящую практику вождения яхт в открытом море.
Уход советских яхт из Фурузунда, как писали потом журналисты, «напоминал триумфальный кортеж: по обеим сторонам и Сзади — катера, моторные лодки и яхты, переполненные публикой, провожающей яхты далеко в море»...
В Хельсинки пробыли три дня. Погода на пути домой стояла маловетренная. Тем же чудесным 12-футовым фарватером мы прошли до острова Мустама, что на меридиане Малого Тютерса. Здесь была последняя в финских водах стоянка. Наловили рыбы, варили уху, купались, фотографировались, а затем снялись с якоря и после прощального салюта повернули в открытое море. Совершив 150-мильный переход, Кронштадт миновали рано утром, а в Маркизовой луже заштилели.
Клубовский катер «Профинтерн» (более известный как «Бегемот») взял яхты на буксир и к вечеру 15 июля привел нас к стрелке Елагина острова.
Прошло полвека. Годы не пощадили большинства участников похода. И долг тех, кто остался в живых, рассказать молодежи о памятной поре становления советского парусного спорта. Чтобы не забывались славные имена яхтенных капитанов Н. Ю. Людевигаи Г. Ф. Гефдинга, погибших в осажденном Ленинграде, В. Г. Щепкина, павшего на просторах Балтики в боях тяжелого 1941 г., и многих других ветеранов паруса.
Примечания
1. Список, к сожалению — неполный, приведен в статье К. Б. Каракули на «Первое дальнее заграничное плавание» в сборнике №24 за 1970 г. Там же есть и некоторые сведения о яхтах.