Рене Лекомб — дело всей его жизни

Комментарии к снимкам. Снимки 1 и 2 мне передал моряк с лесовоза «Алапаевсклес», рассказавший при этом следующее:

— В мае 1963 г. мы шли из Гаваны. Примерно на четвертый день плавания слева по борту появился одинокий парус. Встреча в море всегда волнующая. Я сбегал за фотоаппаратом и сделал первый кадр. Чтобы рассмотреть смельчака, рискнувшего пересечь океан под парусом, штурман слегка изменил курс. Второй снимок сделан, когда яхта была на расстоянии всего нескольких кабельтовых. Впрочем, яхтой в обычном смысле ее назвать было трудно. Скорее что-то вроде большого спасательного плота, оборудованного подобием каюты. И одинокая фигура человека за рулем. Штурман приказал сбавить ход. «Не нуждаетесь ли в помощи?» — запросили с мостика. Яхтсмен на запрос не ответил, лишь помахал рукой в знак приветствия. Было ясно, что в помощи он не нуждался. Наше судно легло на генеральный курс, и вскоре парус скрылся за кормой. Кто вел парусник, куда он держал курс, осталось неизвестным.

Снимки 3 и 4. Снимок 3 попался мне на глаза случайно, при просмотре подшивки французского журнала «Нептун». Хотя с тех пор, как первые два снимка оказались у меня, прошел не один год, я вспомнил о них почти мгновенно. К счастью, они сохранились. Сравнение их с напечатанными в журнале еще более утвердило догадку, что в том и в другом случае запечатлено одно и то же судно. Сомнение вызывало только его название.

В журнальной публикации сообщалось о динги «Пот-о-Нуар III», на котором французский моряк Рене Лекомб готовился совершить трансатлантическое плавание. На борту и парусе судна, встретившегося с «Алапаевсклесом», явно видна надпись «1000 Bornes» («1000 вех»).


Чтобы прояснить вопрос, я затребовал в библиотеке другие журналы, относящиеся к тому же времени. И вот удача! Еще один снимок (фото 4): Лекомб на своем судне после выхода в море. Буква «В» — начальная в слове «Bornes», различимая на стакселе, точно соответствует видимой на двух первых фото. Впоследствии мне удалось собрать ряд других материалов, из которых и вырисовалась удивительная жизнь Рене Лекомба.

1948 год. Выпускник Бордоского университета, молодой лиценциат филологии Рене Лекомб готовился занять предложенную ему должность в городском муниципалитете. Ординарная карьера, скромное, но твердое положение в обществе, семья, коттедж — вот что ожидало его в ближайшие годы. Мог ли он предположить тогда, что судьба готовит ему испытания, которые выпадают на долю далеко не каждому.

Развязанная Францией бесславная война в Индокитае была в разгаре. Тысячи молодых французов ежегодно отправлялись за океан. Не избежал этой участи и Лекомб. В марте 1949 г. он был призван в армию и вместе с отрядом новобранцев направлен к театру военных действий. Нет необходимости рассказывать о том, что пришлось пережить Лекомбу в течение ближайшего года. Наконец, после тяжелого ранения он попал в госпиталь, а затем получил возможность вернуться на родину.

Неудачи, однако, не оставили его и здесь. Девушка, которую он любил и надеялся видеть своей женой, за время его отсутствия связала свою судьбу с другим. К физической ране прибавилась душевная.

Лекомб не мог и думать о прежней работе. Чтобы вновь почувствовать себя человеком и стряхнуть с плеч бремя преследовавших его неудач, он ищет дело, которое утвердило бы его в собственных глазах. По примеру Хемингуэя — своего любимого писателя — Лекомб отправился охотиться в Африку. На стареньком «ситроене» он пересекает Сахару, снимает фильм «Хищники пустыни».


После возвращения во Францию, у Лекомба произошла встреча, которая определила всю его дальнейшую судьбу. М. Гаррик, бывший капитан лайнера «Иль де Франс», был тем человеком, который впервые обратил помыслы Лекомба к морю, обучил его основам навигации, искусству управлять парусами.

Лекомб решил пересечь океан на плоту. Но, увы, у него не было другого подходящего материала для постройки, кроме сосновых бревен. (Не бальза, из которой был сделан «Кон Тики», а обычная сосна, тяжелая и быстро намокающая).

Вняв советам друзей, Лекомб отказался от намерения выйти в океан немедленно и вместе со своим единомышленником Ги Гутгепифром решил прежде испытать плот, не слишком удаляясь от берега.

Двенадцать дней, затраченные ими на переход от Аркашона до Уртена, подтвердили все худшие предположения. Бревна, из которых был связан «Пот-о-Нуар» («Пояс туманов» — так назвал Лекомб свой плот), намокали гораздо быстрее, чем это можно было допустить, даже рассчитывая на самые сжатые сроки перехода через океан. Гуттепифр, убедившись в бесперспективности затеи, вышел из игры. Оставшись в одиночестве, Лекомб, однако, не собирался сдаваться.

Нельзя лн найти среди местных пород древесину, более устойчивую к влаге? Нет ли какого-нибудь способа повысить водостойкость сосны? Дни шли, а решения не находилось. И тогда в дело вмешалась стихия. Свирепый шторм, обрушившийся в конце июня на западное побережье Франции, смыл плот с набережной и затем выбросил его неподалеку на песчаный пляж. «Пот-о-Нуар» представлял теперь жалкое зрелище — канаты, связывающие бревна, лопнули во многих местах, настила как не бывало, рубка, наполовину разломанная, чудом удерживалась на палубе. Мысль о том, что все это могло случиться вдали от берегов, вызывала содрогание. Лекомб вынужден был, наконец, отступить.


Однако не успели еще волны и ветер довершить разрушение первого «Пот-о-Нуара», как рядом появился его близнец — «Пот-о-Нуар II». Нельзя сказать, чтобы новое судно Лекомба было значительно мореходнее предыдущего. Такой же крошечный плот, только сосновые бревна на этот раз заменили две сваренные из стальных листов сигары. Спереди сигары соединялись, образуя нечто вроде носовой оконечности. На остальной длине между ними был укреплен металлический настил с мачтой посредине. По конструкции «Пот-о-Нуар II» напоминал прогулочную надувную лодку или спасательный плот, не превосходя их ни размерами, ни комфортом. Свободного места на палубе — ровно столько, сколько нужно, чтобы разместить минимум самого необходимого одному человеку в двухмесячном плавании. Где при этом будет находиться сам мореплаватель, представлялось загадкой.

Выбор такой конструкции объяснялся, как и прежде, тем, что для постройки более подходящего судна у Лекомба не было средств, а об отсрочке задуманного плавания он не хотел и слышать. Любопытные, а в эти дни на пляже Уртена в них не было недостатка, покачивали головами. Приготовления Лекомба явно не вызывали у них одобрения.

— Этот парень просто сошел с ума, — слышались реплики. — На такой кастрюле в лучшем случае можно удить рыбку на Гароние.

— Больше двух узлов она не пойдет, и то, если первый же шквал не снесет мачту.

— Дай еще бог, ветер будет попутным, а при встречном...

О способности своего судна лавировать под парусом Лекомб и сам имел весьма смутное представление. Узкие пластины, приваренные в виде килей к днищу каждого поплавка, возможно и удержат плот от рыскания по курсу, но вряд ли сильно уменьшат дрейф. При неблагоприятном направлении ветра, может быть, вообще придется отказаться от паруса, а это означает потерянные мили и сутки. Но Лекомб, вопреки всему, твердо верил в удачу, которая так упорно не хотела идти ему навстречу.


Он еще не успел выйти в море, как судьба преподнесла ему новый сюрприз. Вечером 28 декабря разыгрался шторм. Лекомб, метавшийся в это время по городу в поисках недостающего снаряжения, бросил все и устремился к берегу. То, что ему привелось увидеть, показалось страшным сном. Кипящие волны прибоя катились там, где еще утром стояли оба «Пот-о-Нуара». Плоты исчезли, и в сумерках нельзя было рассмотреть — дрейфуют ли они где-то поблизости или уже превратились в груды обломков. Лекомб бросился за помощью к рыбакам, но выходить в море в такую погоду никто не соглашался — это было бы безумием, тем более, что речь шла о каких-то жалких плотах. Жалких? — Для Лекомба они были дороже любого судна, они были частью его самого.

«Пот-о-Нуар II» был обнаружен 15 дней спустя у мыса Форе. Рыбаки, которые натолкнулись на него, отбуксировали плот в Аркашон. Лекомб, получивший обратно свое, казалось бы, навсегда потерянное детище, был рад до безумия.

— Вот увидите, — твердил он, — теперь все пойдет наилучшим образом. Теперь нам ничто не страшно.

В самом деле, как ни странно, плот во время шторма почти не пострадал. Мелкий ремонт такелажа не представлял трудности, его можно было закончить за пару дней. И все же выход в плавание пришлось отложить — в Атлантике начинался сезон штормов.

Лекомб поселился близ Аркашона. Всю зиму он усердно изучал навигацию, метеорологию, лоцию, словом, все то, что могло пригодиться в пути. Теперь он уже не хотел рисковать понапрасну, рассчитывал, взвешивал все обстоятельства.

Наиболее благоприятным по погоде временем для плавания был август. Лекомб поклялся себе, что не отойдет от берега раньше этого срока. Свое решение он выполнил, как и обычно, с предельной пунктуальностью.


«Пот-о-Нуар II» стартовал из Аркашона 4 августа 1958 г. Лекомб отправился в плавание один. Для второго человека на плоту просто не было места, да и найти желающих для такого рейса было бы нелегко.

Лекомб рассчитывал достичь Антильских островов не позже, чем через два месяца. Шла, однако, вторая неделя плавания, а «Пот-о-Нуар II» не прошел и десятой доли пути. Штили, перемежающиеся ветрами переменных направлений, вымотали мореплавателя больше, чем иные шквалы и штормы. Что подвело Лекомба? Ошибка в выборе времени плавания? Или это была одна из тех превратностей погоды, над которыми не властны синоптики?

Ветер пришел только к концу месяца. Он задул сначала с севера, потом, все усиливаясь, стал отходить к западу. Разразился шторм, один из тех свирепых штормов, которые бывают после долгих дней жары и безветрия. Гигантские водяные валы обрушились на плот, грозя раздавить его своей безмерной тяжестью. Все попытки удержаться на курсе или хотя бы уклониться от самых страшных волн оказались тщетными. Ветер разнес в клочья парус. Затем настала очередь мачты. Океан бушевал, словно поставив целью доконать безумца, рискнувшего помериться с ним силами.

Ночью, на второй день шторма, «Пот-о-Нуар II» опрокинулся. На какое-то мгновение Лекомб потерял сознание. Когда он пришел в себя, то обнаружил, что находится в двух метрах от плота, с которым его связывает страховочный конец. Выждав подходящий момент, Лекомб забрался на палубу, точнее на то, что еще недавно было днищем. Волны по-прежнему ревели вокруг. Чтобы не быть смытым, Лекомб привязался к раскосу подпалубной балки и препоручил себя судьбе.

Ему повезло. Три дня спустя испанский траулер обнаружил опрокинутый плот в Гасконском заливе. Лекомба доставили в Хихон — городок в центре Астурии. Здесь, в местной больнице, окруженный заботливым вниманием персонала, он быстро встал на ноги. Но, пожалуй, ничто так не содействовало его выздоровлению, как весть о том, что «Пот-о-Нуар И» спасен и ожидает своего хозяина в рыбачьем порту. Этот удивительный человек, оказывается, и не помышлял отступать от намеченной цели.

Три месяца ушло на ремонт плота и подготовку к выходу в океан. На этот раз судьба, наконец, отнеслась к мореплавателю благосклонно. Покинув 8 мая 1959 г. Аркашон, Лекомб без особых приключений пересек океан и к концу июля находился уже в видимости острова Барбадос. Здесь, на последних милях пути, ему, однако, было уготовано новое испытание. Неожиданно разразившийся шторм едва не отправил «Пот-о-Нуар» на дно. С трудом маневрируя под зарифленным до предела парусом, Лекомб в течение суток пытался найти безопасный проход среди рифов. Потерпев в этом неудачу, он решил попытаться проскочить линию прибоя с волной. Попытка эта едва не стоила ему жизни. Огромный вал взметнул суденышко под самые небеса и бросил затем на прибрежные рифы. Лекомба вновь спасли рыбаки. От «Пот-о-Нуар II» остались лишь жалкие обломки, которые волны на следующее утро выбросили на берег.

После этого приключения Лекомб около трех лет прожил спокойно на берегу. Он поселился на Мартинике. Здесь ему удалось использовать знания, приобретенные когда-то в университете: Лекомб зарабатывал на жизнь преподаванием французского языка, математики и английского.

Три года спокойной жизни? Нет. три года подготовки к новому предприятию, столь же рискованному и опасному, как и все предыдущие. Лекомб оставался верен себе. На этот раз речь шла о том, чтобы пересечь океан в обратном направлении — с запада на восток. Чтобы собрать средства, необходимые для нового судна, Лекомб отказывал себе буквально во всем. Природная щепетильность не позволяла ему воспользоваться помощью друзей. Он рассчитывал только на себя и хотел добиться успеха только собственными силами.

Для осуществления задуманного плавания Лекомб попытался использовать небольшой парусник «Карукера», который ему предложили за весьма умеренную цену. Суденышко оказалось, однако, слишком ненадежным. Во время одного из выходов, которые Лекомб совершал, готовясь к плаванию, яхта потерпела аварию и затонула неподалеку от Мартиники. Разуверившись в возможности найти подходящее судно, Лекомб вновь принимается за постройку плота. «Пот-о-Нуар III», переименованный после спуска на воду в «1000 Bornes» (1000 вех), представлял собой модернизированный вариант «Пот-о-Нуар II». Корпус длиной 8,4 м и шириной 2,8 м был сварен из листов стали толщиной от 3 до 5 мм. Лекомб установил на плоту парусное вооружение площадью 37 м².

Нет, «1000 вех» не был тем судном, на котором можно без страха выходить в океан. Рули, установленные на поплавках, и два боковых киля не обеспечивали ему ни хорошей управляемости, ни способности лавировать под парусом. Полторы тонны металлического балласта должны были придать судну остойчивость, но они же представляли и огромную опасность в случае, если хотя бы один поплавок получил пробоину.

Мачта «1000 вех», изготовленная из стали, оказалась слишком тяжелой. Стальные шестимиллиметровые ванты были недостаточно надежны. Верный Своим принципам Лекомб отказался от денег, которые предлагали ему друзья для покупки нержавеющего такелажа.

Памятуя об аварии в конце, предыдущего плавания, Лекомб установил на своем новом плоту два сорокасильных подвесных мотора «Эвинруд», благо те достались ему почти даром от одного из местных яхтсменов. Моторы должны были помочь при подходе к берегу.

Из продовольствия на «1000 вех» были погружены только консервы, в количестве, едва достаточном для того, чтобы обеспечить мореплавателю скудное питание в течение рейса. Меню должна была разнообразить рыба. Но будет ли удача? В предыдущем плавании Лекомбу в этом мало повезло.

31 марта 1963 года «1000 вех» вышел из гавани Пуэнт-а-Питр на Гваделупе и взял курс к берегам Франции. Прощаясь с друзьями, Лекомб приглашал их в Аркашон, куда сам собирался попасть 15 июня, а оттуда он предполагал пуститься в новое плавание, на этот раз вокруг света. Этой мечте не суждено было осуществиться. В начале июня во время шторма «1000 вех» разбился на рифах Азорских островов. Незадолго до гибели Лекомб встретил в океане «Алапаевсклес». Видели его и с других судов, в том числе трех советских: «Балтики», «Полюса» и «Советской гавани». Последним — 27 мая — с Лекомбом повстречалось греческое судно.

Катастрофа, по-видимому, разразилась неожиданно. Можно предположить, что ванты не выдержали порывов ветра, и тяжелая мачта, рухнув, пробила оболочку поплавка. Получив течь, плот мгновенно пошел ко дну, увлекаемый полуторатонным балластом. Почему Лекомб не воспользовался спасательными средствами, которые были на борту? Не исключено, что при падении мачты он получил тяжелые ранения, может быть, был убит.

Труп мореплавателя был обнаружен и извлечен из воды рыбаками 9 июня, когда океан утих. Установить личность погибшего удалось благодаря найденному при нем металлическому пеналу, в котором находились несколько писем и документы на имя Рене Лекомба.