Публикуем главу из книги Жана Мерьена «Безумцы Атлантики», посвященной смельчакам, бросившим вызов океану. На русском языке о плавании Франца Ромера можно прочитать в книжке В. Войтова «Морские робинзоны», выпущенной издательством «Мысль» в 1971 г.
Поясним еще, что упоминаемые в главе Жобиг и Том Коум — старые моряки, друзья Жана Мерьена, непременные персонажи всех его очерков о безумцах Атлантики.
Когда я оказался в Бостоне в 1928 году, там снова все только и говорили, что о новом «безумце Атлантики».
После Слокама и Восса в 1923 году появился Жербо. Во Франции подняли страшный шум, потому что он был первым французом в корпорации моряков-одиночек. Ну а в других странах о нем не очень-то беспокоились — к тому времени таких безумцев набралось уже немало. И тут откуда-то взялся один немец — Ромер, который решил не только возродить традиции смельчаков-одиночек, но в некотором смысле и превзойти их.
Франц Ромер — капитан дальнего плавания компании «Гамбург — Америка» — преследовал научные цели, примерно те же, что и Бомбар в 1952 году. Правда, он не собирался добывать себе пищу и воду только из моря, но, как и Бомбар, хотел доказать, что даже при катастрофе в океане можно достичь берега с помощью складного и удобного для перевозки судна сколь угодно малых размеров.
Тогда еще не были распространены надувные лодки, но уже осмеливались применять в море резину, из которой делали мягкую обшивку складных — разборных — судов. Образцом для них служили байдарки эскимосов, обтянутые звериными кожами.
Все видели такую байдарку: как ни подбирай и ни натягивай материю, все равно обводы далеки от «округлого идеала», все равно «торчат» части каркаса, которые, конечно, не улучшают ход и, хуже того, служат хорошей мишенью для ударов волн. Вблизи от берега это может быть еще и неважно, но в море...
Байдарка, которую специально для Ромера и под его непосредственным наблюдением построила существующая и поныне компания «Клеппер», получила название «Дойчер Шпорт» («Немецкий спорт»). Конструкция была самая обычная: прорезиненная ткань на разборном деревянном каркасе. Длина байдарки — немногим более 6 м, ширина 0,95 м. Как и все байдарки, она имела закрытые сверху нос и корму. В принципе, можно было закрыть ее полностью. На бумаге это выглядело превосходно. Часто рассказывают про «эскимотаж» гренландцев, которые делают полный оборот в воде и при этом в байдарку не попадает ни капли.
Но в море при очень продолжительном плавании картина меняется. Предельно малый внутренний объем байдарки содержит: некоторое (очень малое) количество воздуха; нижнюю половину человеческого тела; походное снаряжение; продовольствие; пресную воду в сосудах.
Здесь уместно вспомнить некоторые факты из физики, химии и биологии.
Человек дышит не только легкими, но и всем кожным покровом. Поэтому небольшое количество воздуха, содержащееся в байдарке, быстро теряет кислород. Тело выделяет пот. Это хорошо знает каждый, хоть раз побывавший в казарме. Снаряжение? В море оно неизбежно будет мокрым. Продукты, если они не закупорены герметически, «дышат» так же, как и человек. Словом, сырость, плесень, испарения. Пресная вода в сосудах изменяет свою температуру медленнее, чем окружающая среда, поэтому стенки баков являются настоящими конденсаторами влаги.
Следовательно, лучше отказаться от постоянной герметизации. Байдарка остается открытой.
Какой бы малой ни была открытая часть кокпита, в нее все равно попадает дождь и морская вода, не говоря уже о постоянной сырости по выше перечисленным причинам. Вычерпывать воду из-под себя очень тяжело. Понимая это, Ромер установил маленькую помпу, которую можно было приводить в действие как руками, так и ногами. Беда была в том, что в течение плавания эта помпа работала плохо, и капитану приходилось целыми днями изгибаться, вычерпывая воду консервной банкой.
Он не мог встать. Приходилось сидеть, все время только сидеть. Нельзя как следует вытянуться для сна. Нельзя ни на минуту терять контроль над собой, иначе байдарка перевернется. Даже при довольно спокойном море, оказавшись развернутой вдоль гребня волны, лодка может опрокинуться.
Это уже не галеры. Это адская пытка, на которую не хватило бы воображения даже у Данте!
Капитан Ромер внес в конструкцию обычной байдарки, выпускаемой фирмой, лишь незначительные изменения. Не полагаясь только на весло, вооружил ее двумя парусами на двух мачтах: небольшой грот на носу, а на корме, за спиной, совсем маленькая бизань. Чтобы иметь возможность управлять байдаркой во время гребли, устроил ножной привод к рулю. И, наконец, в носу и корме закрепил для безопасности воздушные емкости.
Теперь надо было погрузить воду и продукты минимум на три-четыре месяца.
Четырехмесячный запас в байдарке! В тропиках человеку необходимо около двух литров воды в сутки. Ромер взял 250 л. Вместе с весом сосудов (запаянные банки) запас питья весил почти 300 кг. Плюс продовольствие — еще 250 кг, не считая фруктов. К этому нужно добавить вес двух запасных парусов, такелажа, одежды, секстана, печки, 25 кг керосина... Таким образом, пришлось взять не меньше 600 кг. Вы можете представить себе, как будет держаться в открытом океане байдарка с грузом 670—680 кг (считая вес самого Ромера)? Это уже выше предела. В фирменном проспекте говорилось: «Грузоподъемность — 600 кг». Конечно, имелись в виду условия реки...
Я упомянул тропики. Действительно, путь капитана Ромера лежал через тропики и этим отличался от маршрутов его предшественников. Он отплыл от мыса Сент-Винсент, около Лиссабона, направляясь на Канарские острова, откуда (как впоследствии и Бомбар) должен был, пользуясь пассатами, взять курс на запад.
И сразу начались мучения. Изматывало то, что приходилось напряженно следить за волнами и парусами. Как он не пристраивал и не закреплял «палубный брезент» — фартук, закрывающий кокпит, вода все равно захлестывала внутрь. Однажды волна вообще сорвала фартук и затопила суденышко, но, к счастью, воздушные емкости сделали свое дело и не дали байдарке пойти на дно. Вот тут-то помпа и вышла из строя. Ромер стал вычерпывать воду большой консервной банкой, которая еле-еле пролезала между ним и фальшбортом. Так он черпал воду три дня...
«На четвертую ночь, — рассказывал капитан, — на четвертую бессонную ночь мне пришлось бороться еще и с сильным западным штормом. Нельзя было ослаблять внимание ни на минуту. Кроме того, нужно было смотреть, не покажется ли земля — Канарские острова. Но человеку совершенно необходимо спать, и я дошел до такого состояния, что сон стал для меня вопросом жизни и смерти. В промежутке между двумя волнами я спал. Очутившись на гребне, просыпался, ставил байдарку в нужное положение и осматривал горизонт, — это длилось две секунды. Потом я снова моментально засыпал, снова просыпался, и так без конца. Чувство опасности пропало, все стало безразлично.
В полночь меня накрыл бурлящий вал. Ветер был не настолько сильным, чтобы вызвать в открытом море такое волнение. Значит, близко земля. Мне казалось, будто я слышу шум прибоя, разбивающегося о гальку, но я ничего не видел. Вдруг раздался голос, который крикнул мне по-английски, чтобы я держал на зюйд, а не на зюйд-вест. Неужели галлюцинации? Ведь я достиг земли только на следующий день после полудня. Впрочем, в тот момент в темноте я мог оказаться около какого-нибудь острова.
Уже совсем близко от берега ветер упал, байдарка остановилась — за 11 дней пути многочисленные ракушки и всевозможные водоросли облепили дно толстым слоем».
За этот первый переход Ромер преодолел 580 миль. Второй этап — основной — был в несколько раз длиннее: 3670 сразу до Нью-Йорка или сначала 3000 до Антильских островов, куда дули пассаты.
С Канарских островов Ромер отплыл 3 июня 1928 года, взяв курс на Антилы. Он знал, что перед ним по меньшей мере три месяца жизни в море. Три месяца в сидячем или полусогнутом положении, не распрямляясь, без движения. Он знал, что все эти три месяца нижняя половина его тела будет «пропитываться водой», а верхняя — «поджариваться» на ужасном тропическом солнце. К концу первого месяца он потерял последнюю шапку, и его все время преследовала ужасная мысль: как бы не лишиться рассудка от солнечного удара...
Три месяца без настоящего сна.
Почти три месяца без горячей пищи. Керосиновая печка все время выкидывала разные шутки, а на байдарке это каждый раз могло кончиться трагически. Когда Ромер готовил пищу, он ставил керосинку между ног. Однажды она вспыхнула, и, чтобы не сгореть заживо, ему пришлось выбросить печку за борт.
Три месяца на океанских волнах.
Три месяца страха: акулы, меч-рыбы, киты и дельфины норовили потереться о корпус. На байдарке имелось специальное устройство для сигнализации о столкновениях с рыбами. Этот бесполезный прибор превратился в настоящее орудие пытки. Чтобы отгонять морских животных, капитан стучал пустыми консервными банками, ночью зажигал электрический фонарь, но тогда на него бросались привлеченные светом летучие рыбы.
Однажды на судно напала акула с тремя детенышами. Ромер несколько раз выстрелил, но это не испугало их. Разъяренная хищница ринулась на байдарку, от удара байдарка выскочила из воды. Акула, не желая расставаться с облюбованным завтраком, развернулась и во второй раз поднырнула под байдарку. Ромер схватил первый попавшийся под руки подходящий для самообороны предмет (это был флагшток) и ударил акулу по спине, акула подпрыгнула и только после этого исчезла...
И все-таки Ромер не сошел с ума.
Под лучами неумолимого солнца на коже выступил слой соли, волосы стали совсем белыми. Изъеденное солью тело покрылось страшно болезненными язвами. Наконец, обильные тропические дожди обмыли его. Стало немного легче, но к этому времени он не мог даже привстать, ноги все время мокли в «естественном рассоле».
Ромер сказал себе: к концу августа я буду на Антильских островах. И 31-го августа он был здесь: он вошел прямо в порт острова Сент-Томас. После 88 дней в океане, после 88 дней добровольных немыслимых мучений, превосходивших все, что до сих пор приходилось переносить человеку. Шатаясь, он вылез из своего корабля и тут же рухнул на набережную. Его отнесли в отель, где он проспал, как труп, 48 часов.
Когда Ромер проснулся, весь остров знал его историю. Местные жители хотели сразу же устроить ему торжественный прием, но прежде капитана пришлось на несколько дней положить в больницу. Если язвы выше пояса сравнительно быстро засохли, то на ногах они никак не хотели заживать.
Губернатор острова вручил Францу Ромеру медаль, учрежденную специально для Линдберга, первого летчика, совершившего одиночный перелет через Атлантику. Не только на Антилах, но и в Бостоне, и в Нью-Йорке моряки и журналисты только И говорили о Ромере.
Мои старые бостонские друзья Жобиг и Том Коум (им было уже по семьдесят), конечно, не могли придти к согласию.
— Что все это доказывает? — говорил сомневающийся во всем Жобиг. — Да и правда ли это?
— Чистая правда, — вмешался я. — Состояние несчастного — лучшее тому доказательство.
Жобиг покачал головой.
— Предположим. Ну и что? Конечно, раз уж он оказался в море, отступать было некуда. На этой смехотворной машине против пассата не пойдешь...
— Смехотворная машина? — взвизгнул Том. — Тебя ничто не трогает. Но ведь этот парень тоже моряк!
— Ромера я знаю получше тебя, не раз проводил его корабль. Тяжелый человек. Когда поднимаешься к такому на мостик, он говорит: «Машина столько-то сил, два винта, длина судна такая-то, ширина столько-то» — и сразу спускается к себе в каюту.
— Какое это может иметь значение? Тебе не кажется, что для подобного плавания нужен именно такой парень?
— Согласен, — проворчал Жобиг. — Но результат? Дилетанты схватятся теперь за байдарки или какие-нибудь матерчатые мешки с парусом и отправятся в океан. И вытаскивать их придется нам. Ну, а ваши твердолобые газеты (это — уже в мой адрес!) сразу представят море «пожирателем людей».
— Ты хочешь сказать, будто моряки не гибнут? Не разбиваются, не горят, не тонут?
— Это их работа. Хлеб для их малышей. И они не бегают за смертью, как эти, сами не зная для чего.
— Как — не зная для чего? По-твоему, это ерунда — показать всем, что такое настоящий человек?
Капитан Ромер отплыл в Нью-Йорк с острова Сент-Томас в начале октября. Пришла осень, началась пора ураганов. На суше они были еще не очень сильны, но в море уже пострадало несколько кораблей.
Проходили дни. От Сент-Томаса до Нью-Йорка около 1500 миль, из них 1200 до мыса Гаттерас, мимо которого Ромер должен был обязательно пройти и где его ждали не позднее чем через месяц после отплытия.
В середине ноября все еще никаких известий о Ромере не было.
Начался декабрь. С юга на север, как раз по пути байдарки «Дойчер Шпорт», пронесся ужасный ураган. Судьба Франца Ромера была решена...
8 декабря я опять оказался в Бостоне. Стояла замечательно тихая погода, без ветров и тумана, обычных в конце года. Вода в канавах замерзла, но солнце еще грело.
Жобиг одиноко сидел на своей любимой скамейке в Старом Порту. Над слабым прибоем кружились чайки. Вдали громадными кранами, трубами, неумолкающим глухим шумом напоминал о себе новый порт.
Заметив меня, Жобиг даже не повернулся.
— Что, дедушка, устал?
Он как-то странно дернул плечом и ничего не ответил. Потом, видимо, решив, что не стоит обижать меня, сказал:
— Да, устал. От всего. Тебя-то я рад видеть. Но люди, люди... И уж эти ваши грязные газеты...
— А что они еще натворили?
— Да о Ромере. Эти наглецы осмелились заявить, что он получил по заслугам. Грязные свиньи!