«Случилось нам быть в Измайлове, на льняном дворе, и гуляя по амбарам, где лежали остатки вещей дому деда Никиты Ивановича Романова, между которыми увидел я судно иностранное, спросил вышереченного Франца1, что то за судно? Он сказал, что то бот английский. Я спросил: где его употреблять? Он сказал, что при кораблях для езды и возки. Я паки спросил: какое преимущество имеют перед нашими судами (понеже видел его образом и крепостию лучше наших)? Он мне сказал, что он ходит на парусах не только что по ветру, но и против ветру; которое слово меня в великое удивление привело и якобы неимоверно».
Не будем забывать: подросток, майским днем 1688 г. впервые увидевший ботик, которому суждено было стать «дедушкой русского флота», — самодержец, будущий император. У него от слова до дела — один шаг. Есть в Москве кто-нибудь, кто может привести бот в порядок? Голландец Брант? Сюда его!
Старик Карштен Брант попал в Россию еще при отце Петра, Алексее Михайловиче. В числе других иностранцев он в 1667—1668 годах принимал участие в постройке первого русского военного корабля «Орел» и походе его на Каспийское море «для защиты от воров и казаков». В 1670 году «Орел» был сожжен отрядами Степана Разина. Брант с несколькими голландцами пытался на лодке достичь Турции, но у Дербента попал в плен к восставшим и только через несколько лет добрался до Москвы, где стал зарабатывать на жизнь столярным ремеслом. Он то и открыл Петру всю прелесть «эволюций парусных».
Брант «оный бот починил и сделал машт и парусы, и на Яузе при мне лавировал, что мне паче удивительно и зело любо стало», — писал позже Петр.
Через год на Переяславском озере закачались на воде «малые фрегаты, да яхты», построенные под руководством того же Бранта, но уже с участием самого Петра. Очень скоро Переяславское, да и другие озера перестали удовлетворять царя, появилось намерение «видеть воду, охоте своей равную, то есть прямое море».
В 1693 году царь — в Архангельске. Наконец-то настоящее море! И на специально для него построенной 12-пушечной яхте «Святой Петр» он ходит по этому морю — единственному открытому в мир русскому морю. Лично стоит у руля. А к следующей навигации отдает приказ строить на Соломбальской верфи 24-пушечный корабль, который сам же и закладывает. В августе 1694 года Петр совершает свое первое большое плавание, когда эскадра в составе трех кораблей (один купленный у голландцев) провела восемь дней «без берега», дойдя до выхода в океан.
1695 год. Русские войска осаждают турецкую крепость Азов, закрывающую выход из Дона в другое море — Азовское. Успешно начатая экспедиция провалилась, осаду пришлось снять: вооружение и обучение армии оставляли желать лучшего, а главное — потерпела полную неудачу попытка блокировать крепость, так как турки постоянно получали подкрепления с моря. И Петр окончательно укрепился в мысли: России нужен флот. Нужен немедленно. За пять месяцев были построены два корабля, четыре брандера, 23 галеры, 1300 стругов и 100 плотов для перевозки армии и обоза. И это в стране, где не было людей, знакомых с «новоманерным» судостроением, где пилы приходилось выписывать из-за границы!
Петр сам освоил почти все специальности, необходимые для постройки корабля. Во время подготовки второго азовского похода он часто по нескольку часов подряд работал на воронежской верфи, не выпуская из рук топора. А еще через год Петр, на изумление Европе, явился на амстердамскую верфь наниматься плотником...
f8 июля 1696 года Азов был взят. Непосредственным следствием азовских походов и участия в них первых русских кораблей явилось принятие Боярской Думой в том же году решения строить регулярный флот: «Морским судам быть...». Мы отмечаем эту дату — 20 октября — как день рождения русского флота.
Не менее строительства флота Петра заботило и обучение морскому делу русских «людей разного чина». В 1718 году он создает удивительную для той поры организацию, нечто вроде, выражаясь современным языком, яхт-клуба (тут уместно напомнить, что первый английский — Каусский яхт-клуб был образован тремя годами позже).
Трудно сказать, насколько охотно даже самые исполнительные подданные «потешались парусными зкзерцициями», но для самого Петра это был любимый вид отдыха. Вот, например, одно свидетельство тому — слова иностранца2, «бывшего в Петербурге в 1713 году»:
«Царь не любит никаких игр и охоты, или других увеселений. Лучшее его удовольствие — быть на воде. Вода составляет его настоящую стихию, он целый день иногда проводит на яхте, буере или шлюпке, в этом он никому не уступает, разве только одному адмиралу Крюйсу. Однажды, когда Нева уже почти замерзла, и незамерзшей воды осталось только перед дворцом на сто швгов, он не переставал, однако, плевать взад и вперед в каком-то кораблике до тех пор, пока было возможно. Когда Нева совсем замерзла, то он приказал вдоль берега прочистить дорогу шагов на сто в длину и тридцать в ширину, и здесь каждый день катался на гладком льде на буере...»
А вот другое любопытное свидетельство. Французский посол в Петербурге де Балюз, добивавшийся прекращения войны между Россией и Швецией, подсказывал3 Людовику XIV такой, казалось бы странный путь воздействия на главу русского государства: «Так как наибольшая страсть царя состоит в постройке судов, то он усмотрел бы как наибольшее доказательство дружеских чувств со стороны вашего величества, если бы ваше величество сочли полезным приказать прислать мне рисунки некоторых из (французских) судов, наиболее значительных, с указанием на их размеры, вместимость, число орудий, экипажей и солдат. Об этом мне повторяли несколько раз письменно и устно».
В фундаментальном «Очерке русской морской истории» Ф. Веселаго, изданном в 1875 году, говорится:
«Первоначальный путь к заветной цели юноше — Петру указало сердце, а затем уже пошла работа ума. Первые плавания царя по Яузе и озерам представляли для него только новую забаву, которой он предавался со всем увлечением юности; а мысль о серьезном значении моря для государства явилась только впоследствии... Восторженная любовь Петра к морю, доходившая почти до обожания, вначале заключалась не столько в корыстном отношении царя к полезности предмета, сколько в личном поэтическом к нему сочувствии».
Если бы не это «поэтическое сочувствие», если бы шестнадцатилетний Петр не увлекся тем, что в наше время называется парусным спортом, — становление России как морской державы произошло бы гораздо позже.
Примечания
1. Голландец Франц Тиммерман, обучавший Петра началам ряда наук.
2. Цит. по книге М. И. Пылаева «Старый Петербург» (1910 г.).
3. Цит. по книге Е. В. Тарле «Русский флот и внешняя политика Петра I», Москва, Воениздат, 1949 г.