Событие, о котором пойдет речь, — столкновение советского учебного парусного судна «Товарищ» с итальянским пароходом «Алькантара» — произошло без малого 60 лет назад. И для людей, и для кораблей срок немалый. Давным-давно, вроде бы, утихли страсти, некогда разгоревшиеся вокруг этой трагедии, широко известной в морском мире. Известно и решение английского Адмиралтейского суда, полностью оправдавшего действия советских моряков. И тем не менее попытки превратно толковать перипетии февральской ночи далекого 1928 года имели и продолжают иметь место в зарубежной печати.
В связи с этим большой интерес представляют записки, обнаруженные недавно в домашнем архиве покойного ныне капитана дальнего плавания В. Ф. Таммана, участника того памятного плавания. Редакция «КиЯ» благодарна вдове капитана 3. И. Тамман и инженеру-судоводителю В. И. Агафонову, предложившим этот материал для публикации.
По просьбе редакции записки В. Ф. Таммана представляет и комментирует П. С. Митрофанов — капитан-парусник, в начале 30-х годов плававший на «Товарище» матросом, а позже — проходивший на нем практику в то время, когда детали описываемого события были еще свежи в памяти членов экипажа.
Предоставляем слово Петру Сергеевичу:
— Нынешним морякам Виктор Федорович Тамман известен в основном как участник Великой Отечественной войны — командир героической подводной лодки «Л-20» Краснознаменного Северного флота. Эта лодка совершила множество успешных боевых походов к фиордам северной Норвегии. Их целью была постановка минных заграждений вблизи баз гитлеровского флота, доставка оружия и продовольствия норвежским партизанам. На счету «Л-20» и ее командира немало удачных торпедных атак — потопленных фашистских транспортов. Обо всем этом В. Ф. Тамман с немалым мастерством рассказал в своей книге «В черной пасти фиорда», изданной в 1979 г. в серии «Рассказывают фронтовики» Воениздатом.
Тот факт, что будущий командир-подводник когда-то проходил практику на парусном судне, пусть даже на таком замечательном, как наш «Товарищ», сам по себе никогда не привлекал внимания. Подобная практика на парусниках была обычным явлением, о ней с благодарностью вспоминают многие почитаемые нами моряки тех лет. Совершенно иную окраску этот факт приобрел в результате находки Зинаиды Ивановны Тамман. Оказывается, опытный моряк, повидавший за свою жизнь на море «все и вся», был очевидцем событий ночи 24 февраля 1928 г., когда в результате столкновения с нашим парусником затонул итальянский пароход. Более того, В. Ф. Тамман оставил описание происходившего. Это описание, к сожалению очень краткое, почти полностью и с небольшими комментариями воспроизводится ниже.
«Из Ленинграда мы вышли 21 ноября 1927 г. Ледокол «Трувор», взяв на Неве, у Горного института, «Товарища» на буксир, вывел нас за Кронштадт на чистую воду. Пройдя Балтику, вошли в Кильскую бухту. Здесь пришлось постоять довольно долго — высокие мачты «Товарища» не позволяли проходить под мостами, перекинутыми через Кильский канал. Пришлось приспускать бом-брам-стеньги. Работа сложная, требующая ювелирного мастерства и производимая на максимальной высоте, была выполнена отлично. После прохода канала стеньги снова поставили на свое место.
Приняв продукты и пресную воду, «Товарищ» вышел в море, следуя в один из портов Аргентины.
Днем, идя под всеми парусами, мы привлекали внимание пассажиров и экипажей многочисленных судов. Зрелище было впечатляющим: огромный парусник, как многокрылая белоснежная птица, легко парил над суровыми водами Северного моря.
Оставив за кормой Дуврский пролив, мы весь тот день 24 февраля шли в бакштаг по Английскому каналу, который, постепенно расширяясь, сливался с океаном.
Поздно вечером вахтенные заметили сквозь мглу огни идущего навстречу парохода. Он показывал то зеленый, то красный отличительный огонь: там, вероятно, еще не решили, каким бортом разойтись с нами. Решив показать, что мы являемся парусником, которому, по правилам, паровое судно обязано уступить дорогу, мы зажгли фальшфейер белого цвета. Более двадцати упруго выпуклых парусов феерически высветились в кромешной тьме.
Корабли сближались. Вдруг, когда расстояние между ними сократилось до нескольких кабельтовых, транспорт (теперь он отчетливо вырисовывался) резко повернул и пошел нам на пере-сечку курса. Это произошло так неожиданно, так скоротечно, что избежать катастрофы оказалось невозможно, тем более, что мы не имели двигателя, чтобы дать задний ход. Пароход, двигавшийся справа налево, оказался прямо перед нами.
Вначале наш мощный бушприт, начисто срезав их мачту, стал крошить мостик, трубу, спасательные шлюпки. А в следующий момент стальной форштевень «Товарища» врезался в левый борт транспорта, как тяжелый топор в консервную банку. Огромной массы — свыше пяти тысяч тонн — наш корабль, идя с инерцией 8-узловой скорости, почти расколол корпус парохода. Какое-то мгновение мы видели его высоко поднявшуюся корму, но и она тотчас же скрылась в волнах.
Из темноты неслись дикие, полные отчаяния крики и вопли погибающих. Можно было представить ужас тех, кто только что находился в тепле и покое, и вдруг, неожиданно, очутился в ледяной воде без каких-либо шансов на спасение — они видели тень удаляющегося парусника, а огни других пароходов светились далеко у горизонта.
Забыв о себе, мы бросали спасательные круги в темноту, надеясь, что они кому-то помогут.
Мы дали своей небольшой судовой радиостанцией сигнал бедствия и просьбу всем находящимся вблизи судам подойти к месту аварии для поиска и спасения утопающих. Наш сигнал был принят. Как потом стало известно, из воды подняли несколько человек, но они или уже оказались мертвыми, или умирали на руках спасателей. Слишком велико было переохлаждение, да и огромное нервное потрясение сделало свое дело».
Свидетельство В. Ф. Таммана принципиально важно. В процессе последовавшего судебного разбирательства нашим морякам пришлось столкнуться и с совершенно безосновательными обвинениями, и с явной клеветой. Здесь мы видим, что советские моряки контролировали ситуацию вплоть до неожиданного поворота парохода вправо на пересечку курса, причем поворота в непосредственной близости от встречного судна, когда, даже имея механический двигатель, было бы невозможно предотвратить катастрофу. «Товарищ» был чистым парусником. На нем не было двигателя. Он не мог осуществить и экстренную остановку сразу после столкновения — для подбора из воды несчастных жертв.
Но самое главное — то, что своевременно был дан сигнал СОС, причем не для себя, а для гибнущего судна. Другое дело, что получасовое пребывание в ледяной воде неизбежно должно было привести и привело к печальному итогу: вся команда итальянского парохода погибла. Точнее, почти вся.
«А все же, погиб не весь экипаж. Когда наступила тишина, кто-то услышал крик, несущийся из-под бушприта. Заглянув вниз, мы обнаружили висящего на оборванных снастях человека. Вниз спустился матрос кадрового состава — Иван Ман. Он установил, что это один из членов экипажа погибшего корабля. Несчастный еле держался и вылезти самостоятельно не мог. Иван крепко обхватил его, и мы вытащили обоих наверх.
От единственного спасенного — его звали Паоло Джованни — с трудом удалось выяснить, что потоплен итальянский пароход «Алькантара», который следовал с полным грузом железной руды в Булонь.
Только примерно через полчаса мы смогли лечь в дрейф; затрудняла работу необходимость разобраться в запутанных и оборванных снастях. Наконец, подумали о себе — о своем судне. Старпом К. Саенко осмотрел с фонарем носовую часть. Пробоина оказалась внушительной, форпик затопленным, носовая переборка фильтровала воду в первый трюм.
Английская спасательная компания предложила по радио свою помощь — за весьма солидное вознаграждение. Наш капитан Э. И. Фрейман отказался и принял решение идти в Саутгемптон самостоятельно под уцелевшими парусами. Убрав рваные и ненужные паруса, заведя дополнительные снасти, «Товарищ» двинулся вперед».
Наших моряков ждала не очень приятная встреча с английскими властями и журналистами. Ни тех, ни других, увы, не было оснований подозревать в симпатиях к морякам молодой Советской России.
«25 февраля вечером на подходе к Саутгемптону мы приняли буксир и вошли в порт.
Происшествие было сенсацией, чем-то беспрецедентным. Случалось потопление парохода парусником и ранее, но чтобы пустить ко дну современный транспорт за полминуты (по вахтенному журналу — за 23 секунды) и практически со всем экипажем, — такого история мореплавания не помнила. Неудивительно, что нас встречали многочисленные корреспонденты. Еще в море над нами кружился самолет, зафрахтованный одной из английских газет: «Товарищ» фотографировали с высоты птичьего полета. Репортеры торчали на лоцманском боте, буксире и прогулочных катерах. А на причале, к которому мы швартовались, они суетились толпой, снимая вблизи и издалека, стараясь запечатлеть изуродованный форштевень, висящий на бушприте щиток отличительного огня — единственное, что осталось от «Алькантары», и нашу сломанную фор-брам-стеньгу (она сломалась при столкновении от удара и теперь висела на снастях клотиком вниз)».
Дальше было судебное разбирательство. Всех интересовало, что в момент столкновения и в минуты, ему предшествующие, происходило на мостике «Алькантары». Свидетелей не было, оставалось только строить догадки. Естественно, как у непосредственных очевидцев свои соображения на этот счет были и у экипажа «Товарища».
«Как все это произошло? Джованни ничего не знал. Он только что сменился с вахты, услышал суматоху, тревожные команды и выскочил из машинного отделения на палубу. В это время произошло столкновение. Почувствовав, что палуба своего судна уходит из-под ног, он предпочел ухватиться за снасти чужого. А что происходило на мостике парохода, можно только предполагать. В 20 часов, очевидно, сменилась вахта. Навряд ли их старпом ушел с мостика, видя встречное судно. Возможно, было несколько мнений — как разойтись со встречным судном. От вспыхнувшего у нас фальшфейера, к изумлению всех, открылась фантастическая картина огромного парусника, идущего навстречу. Команда рулевому «право на борт» была, видимо, инстинктивной — привычно расходиться именно левыми бортами! Может быть, это и привело, в конечном итоге, к гибели.
Морской суд оправдал наши действия, возложив всю вину на администрацию «Алькантары».»
Сказано точно. Добавим, опираясь на свидетельства капитана «Товарища» Э. И. Фреймана, старшего боцмана О. А. Хмелевского и Д. А. Лухманова, представлявших на том суде сторону владельца парусника, следующее.
Судебное разбирательство по делу столкновения судов происходило в двух инстанциях английского Адмиралтейского суда (событие произошло в английских водах) и затянулось на два с лишним года.
Суд первой инстанции, руководствуясь скорее политическими соображениями, нежели беспристрастным рассмотрением имеющихся фактов, занялся выискиванием доказательств виновности советской стороны. Не найдя таких доказательств и не располагая какими-либо компрометирующими экипаж «Товарища» данными, судьи в конце концов стали основывать свои обвинения на факте освещения парусов и рангоута, считая это приемом, не предусмотренным никакими правилами: якобы, это и ввело в заблуждение администрацию итальянского парохода.
Высший апелляционный суд, тем не менее, вынужден был отменить нелепейшее заключение первой инстанции. Ведь очевидно, что никакого другого способа показать, что идет именно парусник, которому «Алькантара» должна уступить дорогу, у наших моряков не было. И почему это могло спровоцировать роковой разворот «Алькантары» — все равно оставалось неясно.
После нового обсуждения дела несправедливое решение отменили и вина полностью была возложена на командование «Алькантары». Напомним от себя, что Палата лордов 27 ноября 1930 г. утвердила решение суда высшей инстанции.
К сожалению, даже такое предельно ясное решение не помешало некоторым газетам правого буржуазного толка остаться «при особом мнении». Полетели газетные утки, клеветнические домыслы и сплетни, но, как правило, с репортерскими оговорками вроде «по-видимому», «как можно предположить» или «слышал, как очевидцы говорили», и т. п. Но это было не только в глубоком прошлом — в 30-х годах. Как ни печально, подобные домыслы с газетных страниц перекочевали даже в авторитетный двухтомник английского морского историка Б. Лаббока, изданный в 1955 г. Сначала газетные политиканы обрабатывали общественное мнение, а потом исследователи стали ссылаться на это общественное мнение вместо того, чтобы анализировать факты.
В чем же могло обвинить наших моряков это «общественное мнение»?
В том, например, что капитан «Товарища» не послал свои шлюпки для поиска, возможно, еще держащихся на поверхности людей с «Алькантары». А не спускал он шлк)пки якобы потому, что экипаж судна состоял в основном из неквалифицированных матросов и кадетов, не умеющих обращаться со шлюпками (они сами могли потеряться и погибнуть!).
Другое обвинение сводилось к тому, что капитан Э. И. Фрейман, как только убедился в безопасности своего судна, отменил поданный им сигнал СОС, оставив на произвол судьбы гибнущих в ледяной воде людей.
Давайте разберемся с этими обвинениями.
Прежде всего, любому моряку должно быть ясно, что крупнотоннажное парусное судно не может мгновенно остановиться в заданной точке (тем более, что судно имело повреждения в рангоуте и особенно — обрывы бегучего такелажа). Ценою больших усилий четырехмачтовый барк смогли положить в дрейф только примерно через полчаса. Следовательно, судно уже ушло от точки столкновения на 4 мили. На возвращение к месту аварии шлюпкам на веслах или даже под парусами, идя против довольно свежего ветра, потребовалось бы не менее трех часов. Да ночной поиск без прожекторов вряд ли что и дал бы.
Более эффективно та же задача могла быть решена другими, идущими поблизости судами. Они получили сигнал бедствия и просьбу капитана советского судна подобрать гибнущих людей. Капитан Э. И. Фрейман подал сигнал СОС не для своего судна, а для «Алькантары». И никакого отбоя или отмены сигнала он не подавал! Это я хорошо помню из рассказов самого капитана Э. И. Фреймана. Да и суду не было представлено никаких доказательств этой клеветнической версии, хотя такая радиограмма, естественно, была бы зафиксирована всеми судами в районе бедствия.
Что же касается квалификации кадровых матросов «Товарища», то достаточно сказать, что они почти все были набраны из потомственных моряков-поморов — врожденных моряков-парусников и рыбаков, промышлявших в Баренцевом море на утлых лодках. Я думаю, что более высокой морской подготовки экипажа среди парусных флотов всего мира найти было бы трудно!
Да и состав «кадетов» — курсантов в том рейсе был особым: они не были новичками в море. Дело в том, что до поступления в училище, по правилам того времени, они должны были проплавать на судах матросами не менее двух лет, а к этому еще добавлялась их плавательная практика на учебных судах в училище. Эти курсанты уже сдали государственные экзамены по судоводительской специальности, но им не хватало плавательного ценза на парусных судах.
Командный же состав состоял из высококвалифицированных профессиональных моряков-парусников, совершивших уже не один рейс на «Товарище». Следовательно, упоминание о низкой квалификации наших моряков — явная выдумка. Было бы полезнее поинтересоваться уровнем профессиональной подготовки моряков итальянского парохода, допустивших роковую ошибку, но они за нее расплатились жизнями.
Предоставим слово для заключения автору записки В. Ф. Тамману:
«Многие из членов экипажа и тогдашних практикантов стали прославленными капитанами. Это И. Ман, водивший «Обь» к берегам Антарктиды и командовавший большими пассажирскими лайнерами; М. Григор и А. Демидов, написавшие хорошие книги; Г. Лунин — талантливый капитан и художник-маринист. Когда грянула война, капитаны, прошедшие школу «Товарища», водили суда через океаны, отражая налеты фашистской авиации, уклоняясь от атак подводных лодок. Не обошлось и без потерь. А кое-кто, даже после гибели судна, остался в строю. Например, бывший старшина первой вахты нашего парусника И. Максимихин после торпедирования его парохода добрался с командой до родных берегов и продолжал плавать на других судах.
Некоторые переквалифицировались и командовали военными кораблями. Сражались, не щадя своей жизни. Мы вечно будем помнить наших товарищей, замечательных командиров подводных лодок: В. Бакунина, И. Беззубикова, М. Бибеева и других, погибших в борьбе за Отчизну».
От себя добавим: в этот строй замечательных моряков-патриотов обязательно, надо поставить и самого В. Ф. Таммана.